Древняя история Донбасса.
Реквием по перевернутой пирамиде
LV
Те, кто интересуются историей Донбасса, хорошо знают: со средневековой историей нашему региону, мягко выражаясь, не слишком повезло. В солидных изданиях про историю Донбасса XVI-XVII веков обычно не говорится ни слова, а на картах-реконструкциях его территория вплоть до Петровских времен изображается принадлежащей Османской империи. В противовес этому, в местной краеведческой литературе преобладает другое мнение: что этот край издревле освоен и заселен украинским народом в лице его лучших сыновей – запорожских казаков. При этом начало этого освоения относят примерно к 1500 году. Но вот что странно: в обоих вариантах массовые документы начинают использоваться примерно с середины XVIII века, единичные – со времен Петра I. А вот до этого, на протяжении двух веков, вместо истории - какая-то «серая пленка». Ни людей, ни дат, ни событий. Вообще ничего. Правда, в краеведческой литературе изредка промелькнет какой-нибудь древний герой с украинским именем, но какой-то мутный, фанерный. Надо ли говорить, что такой странной истории не может быть в принципе, что в ней что-то не так? В данной статье мы попробуем разобраться в причинах возникновения этой непонятной ситуации. А также в том, как ее можно исправить.
В условно “академической” версии об этом периоде не сообщается ничего, кроме того, что земли Донбасса пребывали под властью вассала Порты — Крымского ханства. В данном конкретном случае эта версия (кстати, абсолютно верная по сути!) выступает скорее как пострадавшая сторона. Поэтому ее мы трогать не будем. Обратимся с внимательным прищуром к ее антагонистке – условно «украинской» версии. Вот с ней действительно все очень не просто. Но чтобы понять, в чем корень проблемы, придется идти в обратном направлении: от нынешнего ее состояния к истокам. Только тогда будет понятно, как и почему «серая пленка» смогла накрыть два с лишним века местной истории. Итак, приступим…
Шаг 1. На сегодня «украинская» версия выглядит примерно так (с некоторыми вариантами у разных авторов). Донбасс был издревле освобожден от татар и освоен запорожскими казаками. Еще около 1500 года в устье Кальмиуса возник зимовник (вариант – укрепленный зимовник) с названием Домаха. Из него запорожские казаки контролировали морское побережье и безопасность чумаков, ездивших из Малороссии к морю за рыбой и бердянской солью. В 1611 году на месте зимовника возникла запорожская же крепость Кальмиус (вариант – крепость Домаха с селением Кальмиус при ней). Для ее обеспечения и связи с Запорожской Сечью еще в XVII веке вдоль рек Волчьей и Кальмиуса возникла цепочка зимовников, прикрывавших «секретный водный путь», по которому чайки запорожцев прорывались в Азовское море и обратно. На севере владения запорожцев уже тогда доходили до Придонцовья, где московские «пограничные» сторожи часто фиксировали запорожцев и черкас. Запорожские укрепление и поселение в устье Кальмиуса просуществовали вплоть до восстания Мазепы 1709 года. По мнению некоторых авторов в отместку за это восстание они были уничтожены российскими карателями, что не помешало этому поселению продолжить свое существование и под крымцами (причем в нем якобы жили совместно запорожцы и донцы). По мнению других авторов, после поражения Мазепы запорожцы временно ушли со своих исконных земель, но не забыли о них. Особняком стоит мнение о том, что в крымский период (1709-1734) у запорожцев существенно облегчился доступ к Северному Приазовью, которое они именно тогда стали активно осваивать хозяйственно. В 1734 году запорожцы вернулись под российскую власть, образовав Новую Сечь, и сразу же разбили территорию своих Вольностей на отдельные области – паланки. Именно тогда возникла Кальмиусская (и Еланчикская) паланки. Но за время отсутствия запорожцев морские промыслы на побережье успели перехватить донцы. Поэтому запорожцам пришлось вступить в затяжные распри с донцами. Однако в силу их политической лояльности и этнической близости донцам покровительствовали петербуржские власти, поэтому справедливые требования запорожцев обычно игнорировались. Одним из наиболее известных моментов этой распри стал визит запорожского полковника Кишенского в Черкасск в 1743 году, когда он потребовал прекращения рыбной ловли донцами и русскими промышленниками по всему морскому побережью вплоть до устья Дона. И так далее.
На этом месте стоит прерваться. Дальше уже идет реальная история Кальмиусской паланки, достаточно неплохо представленная в документах и выходящая за рамки статьи. Давайте еще раз внимательно посмотрим на приведенный выше пересказ. Нетрудно заметить, что первое встреченное имя «полковник Кишенский» относится аж к 1743 году. Сразу скажу, что после этой даты документы идут уже лавиной. Потому что именно при Кишенском территория Северного Приазовья была включена в Вольности Запорожские, что и приведет вскоре к возникновению реальной Кальмиусской паланки (рис.1). Но сейчас речь, как уже говорилось, не об этом. Обращаю внимание уважаемого читателя, что до Кишенского не мелькает НИ ОДНОГО имени! И это не последствия краткости пересказа. Их просто НЕТ. За два с лишним века своей истории (с 1500 и по 1742 год) гипотетические кальмиусские запорожцы не оставили ни одного имени местного полковника или героя-казака, ни одного рассказа об обороне казачьего Кальмиуса от татар, ни одного упоминания участия их представителей в казацких восстаниях на Украине, включая Хмельниччину. Вообще НИ-ЧЕ-ГО. И это в регионе, который находился в зоне конфликта нескольких крупных держав, с их развитой разведкой и склонностью к отложению отчетов в архивах? Извините, но так не бывает.
Рис.1. Устье Кальмиуса на карте А.И.Ригельмана 1768 г. (фрагмент). Кальмиусская паланка Войска Запорожского.
Не будем задаваться “глупыми” и “наивными” вопросами. Например, почему казаки на Кальмиусе организовались на несколько десятилетий раньше, чем Вишневецкий попытался устроить первое (!) казацкое укрепление ниже порогов Днепра? Как мог запорожский зимовник (хутор по смыслу) больше века просуществовать рядом с торным татарским шляхом между Азовом и Перекопом? Что за неизвестный науке зверь – «укрепленный зимовник»? Встречаются ли в документах зимовники с собственными названиями? На основании каких источников выполнена «Диорама казачьей крепости Домаха XVII–XVIII вв.» в Донецком краеведческом музее? Почему она размерами приближается к Московскому кремлю? И где в наших степных местах можно добыть столько лесоматериалов? Будем выше этих мелочей. Лучше посмотрим на чем выросла эта странная конструкция.
Начало текущего этапа краеведческой мысли можно отнести, пожалуй, к 1970-м годам. Здесь можно назвать работы местных историков и краеведов Д.Н.Грушевского, Н.Г.Руденко, П.И.Лаврова, А.Герасимчука и т.д. Поначалу «крамольные» мысли местных краеведов, как побеги растения, потихоньку взламывали асфальт советского официоза. Затем быстро проросли и дали обильные всходы после 1991 года. И особо бурным цветом зацвели во время правления В.Ющенко. Тогда это был целенаправленный госзаказ. Неправильно мыслящим (по мнению Киева) Донецку и Луганску пытались полностью переписать историю на украинский лад. Наиболее плодотворным на этом поприще оказался донецкий историк В.А.Пирко, написавший целый цикл работ о том, как украинцы осваивали Донбасс и создавали Кальмиусскую паланку. Получилось, как ни странно, не очень. Был использован богатый реальный материал по «воровским черкасам» в Подонцовье, разбавленный общими соображениями на тему, как должна была бы выглядеть история Кальмиусской паланки. Но это так и не срослось в единую и непротиворечивую картину. Как была «серая пленка», так и осталась. Хотя, возможно, с точки зрения высших интересов государства Украина Василий Алексеевич был тогда полностью прав…
Опираясь на мнение этих историков и краеведов о значительной древности запорожской Кальмиусской паланки и приплюсовав сюда на всякий случай и Луганщину, президент Ющенко издал распоряжение № 1123/2005-рпот 19 июля 2005 г. «О праздновании 500-летия возникновения украинских казацких поселений на территории нынешних Донецкой й Луганской областей» и отчеканил юбилейную монету «500 лет казацким поселениям. Кальмиусская паланка» (рис.2). Тогда же на набережной Кальмиуса в Донецке появился закладной камень памятника в честь 500-летия Кальмиусской паланки. В Мариуполе подобный памятник появился еще ранее, в 1995 году (рис.3). Доходило до смешного. Народ в массе своей не понял, что здесь речь не о конкретной дате, а о приблизительной датировке. В результате, например, школьники писали сочинения на тему 502-й годовщины Кальмиусской паланки…
Рис.2. Юбилейная монета в честь Кальмиусской паланки.
Рис.3. Памятные знаки Кальмиусской паланке в Мариуполе (а) и Донецке (б).
Но на какой базе строились все эти теории? Она разбивается на два очень неравных сектора. В одном из них, очень небольшом, содержатся выдумки местных краеведов XIX-ХХ веков, не опирающиеся НИ НА КАКИЕ источники и сделанные с благородной целью повысить интерес молодёжи к истории родного края. К таким выдумкам относятся, например, казаки Иван Барвинок, Дружко и Вакула, поставки донцами с Кривой косы камыша для строительства запорожской церкви в Кальмиусе и т.д. У некоторых из этих сюжетов еще живы их авторы. Сюда же стоит отнести и аналогичные по происхождению мотивы, но сделанные с противоположной целью очернения нашей общей истории – типа уничтожения русскими карателями запорожской слободы на Кальмиусе после поражения Мазепы или сожжения церкви Барвенковскими казаками после посещения ее Екатериной II. Есть также и небольшой пласт сюжетов, связанный с укоренившимися неправильными прочтениями отдельных мест в работах более ранних историков казачества. Например, мнение Яворницкого о существовании во времена Алешковской сечи запорожских зимовников между рекой Самарой и Азовским морем. В этом месте он ссылался на карту де Боксета, относящуюся к совсем другому периоду, и на цитату из сочинения князя Мышецкого, в которой на самом деле говорятся строго противоположные вещи. Или широко распространенное убеждение о героической гибели всего гарнизона Кальмиусской паланки во время набега крымцев в январе 1769 года происходящее из-за неправильно понятого рассказа А.Скальковского о неудачах военного прикрытия запорожцами района р.Самары летом того же года. Там в составе казацких заслонов присутствовали в том числе и эвакуированные из Приазовья казаки, а общее командование было у бывшего кальмиусского полковника Андрея Порохни. И так далее. У людей, хорошо знакомых с источниковой базой по местной истории, выявление таких фальсификатов не вызывает особых затруднений.
Нам же гораздо более интересен второй сектор, на который приходится порядка 95% данных о местных запорожских древностях XVI – первой половины XVIII века. Его мы и рассмотрим ниже.
Шаг 2. А во втором секторе из первоисточников можно назвать … целый один (!) первоисточник. Это книга Феодосия Макаревского «Материалы для историко-статистического описания Екатеринославской Епархии: Церкви и приходы прошедшего XVIII столетия», изданная в 1879-1881 годах. Остановимся немного на этом исследователе. Феодосий (в миру – Александр Григорьевич) Макаревский (1822-1885) был одним из иерархов Русской Православной Церкви (рис.4). С 1871 и до самой смерти был епископом Екатеринославским и Таганрогским (до этого с Екатеринославщиной связан не был). Много сделал для развития своей епархии. Проявлял огромный интерес к истории тех регионов, куда его приводило служение. Был членом Одесского общества истории и древностей (ООИД) и Церковно-археологического общества при Киевской духовной академии. Оставил несколько работ по истории Екатеринославщины и множество публикаций в периодических изданиях. Основными темами его интереса в этот период жизни были местная церковная история и история запорожцев.
Рис.4 Феодосий Макаревский. С сайта Днепропетровской епархии УПЦ.
Упомянутые выше “Материалы…» представляют собой сборник отдельных статей по населенным пунктам Екатеринославской епархии. Все они построены по одному шаблону. Сначала приводится краткая информация по местным древностям (в большинстве случаев это оказываются «древние запорожские займища» или «старожитные запорожские маетности»). Затем следует подробная история местных церквей со множеством фактов, дат и документов. Что касается второй части, церковной, то тут к Макаревскому вопросов нет. Эти сведения получались напрямую из консисторских и прочих церковных архивов, к которым у него был свободный доступ по роду деятельности. Эта информация необычайно точна и ценна. Но вот что касается первой, «запорожской» части, тут все не так просто.
На Украине крайне высоко оценивают значимость и достоверность этого слоя в сочинении Макаревского. Часто пишется, что он основан на неких архивных данных, не дошедших до наших дней. Гораздо реже признается, что он составлен исключительно по устным рассказам, которые централизованно заставляли собирать сельских священников подчиненной ему епархии. И это действительно так. Причем складывается нехорошее ощущение, что селяне быстро поняли что к чему и беззастенчиво пользовались тем, что после каждой озвученной байки (лишь бы в ней звучало слово «запорожцы») разволновавшийся Феодосий подписывал любые бумаги, не читая. Сложно как-то иначе объяснить тот вал недостоверной информации, которую добросовестно зафиксировал Макаревский в своем труде.
Как показывает практика, реальное значение «запорожских» данных Макаревского для истории Донбасса (по другим регионам сказать не могу) практически нулевое. В тех случаях, которые удалось перепроверить независимыми источниками, данные Макаревского не подтвердились ни разу (!) и имели грубейшие ошибки. Они вообще никак не пересекаются с реальной историей! Например, в статье о слободе Дружковке говорится, что после Прутского поражения 1711 года «вся эта местность официально отошла под власть турецко-татарскую». Но согласно мирным трактатам 1711 - 1713 годов и размежевания июля 1714 года эта территория осталась под Российской империей, граница с Турцией прошла намного южнее. И это далеко не единичная ошибка.
И случилось страшное. Последующие поколения историков и краеведов поверили в надежность этих данных. Последствия для истории Донбасса вышли катастрофическими. Что получилось? Данные Макаревского о запорожских древностях обещали много «вкусного» для местной истории да и просто льстили самолюбию здешних малороссов. Но шли годы, десятилетия, минуло уже более ста тридцати лет – а НИКАКИХ подтверждающих материалов из независимых источников краеведы Донбасса найти так и не смогли, несмотря на все усилия. В то же время документы со всякими татарами иногда встречались, но людям, увлеченным Запорожьем, эти документы были совсем не интересны… Это привело многих исследователей к простой и понятной мысли: что Макаревский действительно использовал данные каких-то архивов, но «кляти москали / большевики» эти архивы целенаправленно уничтожали, чтобы вытравить из народа всю память о славном Запорожском прошлом без остатка. Усомниться же в достоверности самого авторитета – ни у кого духу так и не хватило…
Но проблема в том, «запорожские» данные Макаревского всегда очень краткие, в лучшем случае всего несколько предложений. И написать раннюю историю своего села на таком скудном материале очень сложно. В результате данные Макаревского стали разбавлять, увеличивать за счет новых домыслов и фантазий. За прошедшие десятилетия эти рассказы неоднократно переписывались последующими поколениями краеведов у более ранних. Данные искажались, сокращались, компилировались. Нередко они теряли связь с оригиналом и приписывались совсем другим источникам. Встречаются, например, цитаты из Макаревского с подписью «В древних московских летописях». И так далее. В общем, при хорошем знании труда Макаревского эти моменты вычленить не трудно. Но хаос уже грандиозный и к реальной истории отношения не имеющий. Этот массив ошибок и домыслов живет своей жизнью и в подтверждении другими источниками не нуждается. Это уже ближе не к знанию, но к слепой вере. Это и есть та самая «серая пленка», которая не дает рассмотреть под ней очертания реальной истории.
С легкой же руки Макаревского пошло гулять в свет и представление о «знаменитой древнейшей старожитной запорожской Кальмиусской паланке». В самой статье о Мариуполе он не расшифровывает свое понимание ее «древности». Но зато это можно найти в статье о Таганроге. По мнению Макаревского «из давних, незапамятных лет, даже и в период литовско-польского владычества над всею местностию от Дона до Очакова» здесь было турецкое укрепление, в которое для торгов приезжали «ловкие запорожцы с Калмиуса, а удалые донцы с Миуса». Странно, конечно, что литовцы с поляками, владевшие этим краем терпели здесь турецкую крепость. Да и про само это владение почему-то сами поляки с литовцами никогда не подозревали. Ну да ладно. Зато этот фрагмент позволяет разобраться с датировкой Макаревского и ее источником.
Как не трудно догадаться, это предполагаемое литовско-польское владычество над Донбассом и Северным Приазовьем никак не могло быть позже начала Хмельниччины. То есть, никак не позднее середины XVII века, а скорее гораздо раньше. Скажем прямо: Макаревский «по умолчанию» имеет в виду еще более раннее время, а именно начало XVI века. Но почему он так решил? А вот здесь Макаревский опирался на мнение другого более раннего историка…
Шаг 3. Этим историком был Аполлон Александрович Скальковский (1808-1898). Большую часть своей жизни он прожил в Одессе. Был одним из основателей ООИДа. Оставил много работ по истории. Одно из основных направлений его исследований – история запорожских казаков. Он был одним из первых ее исследователей.
В 1835 году ему удалось в Екатеринославе найти остатки запорожского архива периода Новой Сечи (1734-1775). Как писал сам Скальковский: «Половина этих документов превратилась в какую-то грязную массу. В ней было неприятно рыться. Многие связки были без начала и без конца, изорваны или съедены червями, другие после высушивания на солнце превращались в пыль». Скальковский перевез эти бумаги в Одессу. За четыре года он привел остатки архива в относительный порядок и проработал его материалы. Главным результатом этого титанического труда (помимо собственно спасения документов) стала его трехтомная «История Новой Сечи или последнего коша Запорожского», впервые опубликованная в начале 1840-х годов. Именно с этой работы началось научное изучение истории Запорожья и пробудился интерес читающей публики к указанной теме. Всего лишь через 65 лет после исчезновения Сечи…
«История Новой Сечи…» - это очень серьезное и качественное исследование. Но, что вполне естественно для первопроходцев, Скальковский не мог охватить и детально проработать сразу все темы. Были побочные темы, которые автор никак не мог обойти, но которые ему – жителю Одессы – были не слишком интересны. Одной из них был вопрос о восточных границах Запорожских Вольностей.
Большую часть периода существования Новой Сечи граница запорожцев на востоке была довольно стабильна. Река Кальмиус отделяла их владения от земель Войска Донского. На северо-востоке запорожцы соседствовали со слобожанами Придонцовья. Если граница с донцами была узаконена указом Сената еще в 1746 году, то со слобожанами четкого разделения не было. И обе стороны были заинтересованы «хапнуть» что-нибудь дополнительное и не отдать что-нибудь свое. На этой почве было много ссор и вызванных ими комиссий. Особенно такие конфликты обострились к концу Запорожья, во времена умного и хитрого П.И.Калнышевского, бывшего кошевым атаманом в 1762-1763 и 1765-1775 годах. Причем зачастую запорожские притязания были ещё более глобальными и простирались до Миуса и даже нижнего Дона. Видимо, по принципу «Надо два – проси пять». Но на тот момент все участники этих разборок еще хорошо помнили историю расширения Запорожских Вольностей на восток, произошедшего только в 1743 году. Поэтому «исторические» претензии запорожцев вызывали тогда лишь скепсис и не более того.
Скальковский, для которого, повторимся, данный сюжет носил второстепенный характер, не был знаком с документами донцов и других восточных и северо-восточных соседей запорожцев. В бумагах по этим склокам и раздорам он видел документы только одной из сторон конфликта. И он им, к сожалению, поверил.
В результате в «Истории Новой Сечи…» появились места вроде следующих (выделение авт.) : «Из этого документа видно, что в 1756 году и вероятно за 100 лет прежде, - ибо Запорожье до самого 1766 года никаким переменам не подвергалось – край Запорожский разделялся тогда на пять ведомств или паланок <...>» или «Калмиусская паланка «в чрезвычайной отдаленности остаючаяся», служила защитою промышленникам, ходившим за солью на Бердянское озеро и для рыболовства в Азовском море. Там уже два века происходили споры с Донцами за лов рыбы на косах Белосарайской, Кривой и др., а в те времена (1740-1775) вечная вражда породила распри, даже битвы за промысл на другой, так называемой Кубанской стороне Азовскаго моря <...>». В этих моментах Скальковский ошибся. Сейчас, к счастью мы уже знаем, что начало этой «вечной» вражды четко датируется. Это все тот же 1743 г., экспедиция полковника Кишенского. Это тот самый год, когда запорожские пределы с верховьев Самары и Волчьей резко расширятся на восток и впервые выйдут в Северное Приазовье и Донбасс. Обстоятельства и причины такого расширения выходят за рамки данной статьи и расписаны в другой работе.
Но почему А.А.Скальковский, в отличие от участников разборок XVIII века, все-таки поверил в древность пребывания запорожцев на этой территории? А потому, что он увидел в их бумагах один интересный документ, о котором мы поговорим на следующем шаге.
Шаг 4. Начиная с самого начала вселения запорожцев и возникновения конфликта с донцами и слобожанами центральное правительство пыталось разобраться в справедливости претензий сторон и примирить их. С этой целью с участников регулярно требовали документальные подтверждения своих «древних» владений. Но у всех сторон с этим было полностью глухо. И вдруг… Примерно с 1752 года запорожцы начали использовать для своих целей некий документ. Правда, оригинала у них не было, только копия. Многочисленные попытки найти оригинал в российских архивах ни тогда, ни позже так и не увенчались успехом.
Этот документ сейчас часто называется «Универсалом Батория – Хмельницкого» (далее УБХ). Он, вроде как, был выдан запорожским казакам на владение их землями еще польским королем Стефаном Баторием в 1577 году. И затем подтвержден Богданом Хмельницким в 1655 году.
С 1752 года УБХ использовался запорожцами многократно, но без особого успеха. Каждый раз он отвергался российскими властями как сомнительный и недостоверный. Первая попытка исследовать его научно принадлежит академику Г.Ф.Миллеру, который накануне принятия окончательного решения о роспуске Сечи, в 1775 году, сделал отрицательный вывод по поводу его подлинности.
С уходом Запорожья в небытие УБХ потерял свое значение и был надолго забыт. Кажется, вновь в научный оборот его ввёл уже Скальковский, отнёсшийся к нему с доверием. В дальнейшем историки по-разному решали этот вопрос. Например, другой выдающийся исследователь казачества Д.И.Яворницкий, в достоверность УБХ не верил. В современной украинской академической науке, насколько известно автору, мнения разделились. Часть исследователей признает этот документ подлинным, другая часть – фальсификатом. В среде же «популярной» истории и краеведения УБХ используется чрезвычайно активно и сомнению не подлежит. Наиболее полное и всестороннее исследование этого документа принадлежит, пожалуй, Н.Жарких и содержится отдельным блоком в его великолепной книге «Терехтемирiв» (укр.яз.). Очень рекомендую. Вывод автора книги – безжалостен и неоспорим. УБХ – это фальсификат середины XVIII века, составленный самими запорожцами для решения стоявших тогда перед ними целей.
Но какое отношение УБХ вообще имеет к пониманию местной донбасской истории? А вот какое… Приведем фрагмент описания в нем границ восточной части запорожских владений: «от самарских же земель чрез степь до самой реки Дону, где еще за гетмана козацкого Прецлава Ланцкорунскаго козаки запорожские свои зимовники мевали [имели - LV]». Нетрудно заметить, что в данном фрагменте описание дается очень туманное и неясное, тем более, что Дон – река большая и длинная, к какой ее части – вершине, середине, устью - вести казацкую территорию?… Страдали от этой неясности и сами запорожцы, поэтому зачастую им приходилось устно разъяснять свое видение справедливости. Так, в 1768 году «как читан польского короля Батория универсал, то... показано с вершины речки Орели на вершину Калмиусу, а оттоль на устье рек и Дону, кои урочища и очищают [?] запорожские владения». В украинских работах по истории эта цитата часто приписывается самому УБХ. Но это не так. Это именно попытка устного пояснения неясных письменных данных универсала. Причем, что любопытно, это описание не совпадает с реальными пределами Запорожских Вольностей ни для какого времени! Зато достаточно близко к прохождению русско-турецкой границы по размежеванию 1714 года. И это не случайно.
Как удалось выяснить, сами обстоятельства «втягивания» запорожцев в Северное Приазовье и Донбасс тесно связаны с последствиями русско-турецкой войны 1736-1739 годов. А именно – с размежеваниями 1740 года (к западу от Днепра) и 1742 года (к востоку от Днепра). Тогда произошла целая цепь случайностей и взаимных недопониманий с центральным российским правительством, в результате которой запорожцы ошибочно решили, что им обещана ВСЯ без исключения территория между Днепром и Доном, отошедшая к Российской империи по итогам этой войны. Почему-то остальные их соседи, и в первую очередь донцы, это не оценили. Отсюда и завышенные претензии запорожцев, и поход Кишенского, и постоянные дрязги с донцами и слобожанами. В этих условиях должен был выиграть тот, кто вынул бы из рукава козырь с подтверждением своих «исторических» прав на эти земли. А раз такого козыря ни у кого не оказалось, то его надо было придумать…
Но для нашей темы важен и еще одно нюанс. Если кто обратил внимание – в приведенном выше фрагменте из УБХ утверждается, что казацкие зимовники доходили до Дона еще при Предславе Лянцкоронском. О дате его рождения историки спорят, но известно, что он умер в 1531 году. Появился ли уже при нем должность гетмана - тоже вопрос довольно спорный. Начало его гетманства (если оно действительно было) датируется примерно 1506 годом, то есть началом XVI в. Это и есть та магическая дата, к которой упорно пытаются привязать начало запорожского освоения Северного Приазовья и Донбасса.
Удалось также проследить логическую цепочку происхождения мнения о древности Кальмиусской паланки. Она начинается с документов Азовской губернской канцелярии, которые относились к новому городу Павловску и сменившему его греческому Мариуполю (конец 1770-х – 1780-е гг.). В них часто упоминается, что город расположен на месте «древнего города Домахи» (варианты – Адомахи, Адомахии), из развалин которого предлагалось добывать камень для городского строительства. Много лет между краеведами шли ожесточенные споры – шла ли здесь речь об остатках укреплений запорожской Кальмиусской паланки или чего-то гораздо более старого. Сейчас мы уже знаем, что правильно именно второе мнение. Развалины древнего безымянного укрепления в этом месте отмечены на плане устья Кальмиуса Питером Бергманом уже в 1702 г. (рис.5). Это за сорок лет до включения земель Северного Приазовья в состав Вольностей Запорожских.
Рис.5. Устье Кальмиуса на плане П.Бергмана (фрагмент), 1702 г. Развалины «Бывшего города» (De geweesene Stadt).
Следующее звено связано с еще одним церковным деятелем – Гавриилом (в миру Василием Федоровичем) Розановым (1781-1858), еще одним членом ООИДа. Он дважды побывал в Мариуполе – в 1828 и 1830 году, будучи на тот момент епископом Екатеринославским, Херсонским и Таврическим. Он был в непосредственной близости от старого укрепления, но, похоже, смотреть там было уже не на что. Местные греки успешно выполнили указания начальства по заготовке камня для городских нужд. В своих заметках Гавриил упоминает рассказы о древнем городе, но высказывает сомнения в их достоверности. Ему показалась более правдоподобной зафиксированная им местная легенда о казачке Домахе. В ней происхождение названия связывалось с деятельностью этой казачки, которая сделала канал и отвела в новое русло часть воды из Кальмиуса.
В дальнейшем под воздействием идей А.Скальковского о давнем пребывании здесь запорожцев произошло смешивание, «миксирование» двух этих версий. И из «древнего города» и «казачки-запорожанки» получился «древний запорожский город». Честь же окончательного формулирования и закрепления этой версии – в форме уже упоминавшейся «знаменитой древнейшей старожитной запорожской Кальмиусской паланки» - принадлежит Феодосию Макаревскому. Все это опирается лишь на пару туманных строчек из Универсала Батория-Хмельницкого. Но так как в данном месте УБХ про казацкие города в Приазовье ничего не пишется, зато есть слова «зимовник» и «Прецлав Ланцкорунский», то в более поздних, «продвинутых» версиях уже фигурирует запорожский зимовник, возникший в устье Кальмиуса в начале XVI века (реально встречал разные датировки – от 1485 до 1515 года). Но у некоторых авторов хватило понимания, что одинокому зимовнику (хутору) тяжело продержаться длительное время рядом с оживленным татарским шляхом вдоль побережья. Поэтому появился еще вариант с таким неизвестным науке понятием как «укрепленный зимовник». Заодно ему прилепили название от легендарного местного города. Так получился «укрепленный зимовник Домаха». Хотя у запорожцев зимовники с собственными названиями не известны вообще. Да и вообще, слово «зимовник» для начала XVI века выглядит анахронизмом. Никто не пытался выяснить, через сколько десятилетий (веков) оно фиксируется во ВТОРОЙ раз у запорожских казаков? А ответ очень неожиданный…
И вот, получается странная вещь. Как выглядит местная история в «нормальных» регионах? Она похожа на пирамиду (рис.6,а). Снизу у нее огромный массив древних первоисточников: архивные данные, карты, записки путешественников и т.д. Выше и с опорой на нижний слой располагается довольно большое количество небольших, «локальных» работ по истории и краеведению. И все это венчает несколько больших и серьезных работ, многогранно обобщающих эту тему. А у нас в Донбассе? Та же пирамида, только перевернутая (рис.6,б). Сверху колышется огромное море краеведческих и исторических работ со странными сюжетами. Они опираются на довольно пухленький двухтомник Макаревского. Который в свою очередь опирается на несколько цитат из Скальковского. Который опирается на единственный первоисточник. Причем этот первоисточник – ОЧЕНЬ сомнительного качества. И если в нем усомниться… Другой опоры у этой раскачивающейся кверху основанием пирамиды НЕТ.
Рис.6. Нормальная (а) и перевернутая (б) пирамиды местной истории.
И вот если набраться храбрости и легким движением киянки выбить этот «краеугольный камень», вся эта пирамида рухнет. И прорвет, наконец, проклятую «серую пленку». А под ней… А под ней – нормальная, богатая и интереснейшая история. Которая великолепно подпитывается огромным количеством сохранившихся документов. По моей родной Мариупольщине удалось документально опуститься до рубежа 1570-х годов! Это эпоха Ивана Грозного! И, кажется, это еще не предел. Есть надежда углубиться еще на несколько десятилетий.
Уже сейчас из-под распадающейся серой пленки выступают, например, такие мотивы:
- Великий Дивей-мурза, «кровопийца христианский», закончивший свою блистательную жизнь в плену после грандиозной битвы при Молодях 1572 года.
- Его воинственные сыновья Есиней и Араслан, к которым перешла власть над дивеевскими татарами. Их владения простирались от Миуса до Молочной. Именно к ним направился беглый царевич Адиль-Гирей, основавший в 1577 году город Балысарай (название Белосарайской косы ничего не напоминает?). Татарский же город Калмиюс, из которого в те годы шли частые набеги на Московское царство. Участие Есинея и Араслана в восстании Сеадет-Гирея 1584 года и последствия его подавления. Неоднократные попытки татар восстановить Балысарай, сожженный Алп-Гиреем.
- Переход центра дивеевцев при знаменитом Кантемире Дивееве в Буджак (1620-е – 1630-е) и обезлюдивание степей Северного Приазовья, чем иногда удавалось пользоваться запорожцам для прорывов в Азовское море. Попытки Крыма восстановить свою защиту со стороны Северного Приазовья за счет осколков кочевых родов из Большого и Малого Ногаев, с подчинением их перекопскому каймакаму (коменданту).
- Карательный поход слобожан под руководством Изосимы Маслова, который в 1660 г. дошел до Азовского моря.
- Разведки и картографические работы в устье Кальмиуса во время Азовского периода деятельности Петра I.
- Походы русской армии и донцов под командой Ласси на Крым во время руско-турецкой войны 1736-1739 гг. Флотилия Бредаля.
- Размежевание новых границ с турками.
- Втягивание в Северное Приазовье запорожцев и их конфликты с донцами и слобожанами. Возникновение Кальмиусской паланки запорожцев.
И так далее. И тому подобное. И это ОЧЕНЬ краткий пересказ того, что уже стало известно. И все это – чисто на документальной основе. И документов – огромное количество. И каждый вновь найденный документ дает новые имена, даты, события – т.е. хвостики, вытягивая за которые можно отыскать новые документы. Которые дают очередные наводки. Вот, правда, запорожцы появляются плотно в этой истории намного позже, чем хотелось бы некоторым их поклонникам. Но разве от этого наша реальная история становится хуже?
И, честно сказать, мне лично развалины пирамиды неподалеку не мешают. Да и не жалко ее, проклятую. Может, из-под ее руин прекратятся унылые вопли про «исконно украинский Донбасс»? Надоело… Почему-то так получается, что у нас на Донбассе профессиональные историки знают историю края зачастую хуже, чем ее помнит на генетическом уровне наш народ. Люди, простые люди хорошо знают, что Донбасс не русский, не украинский, не греческий или еще какой. Он наш – общий. Наши предки вместе отвоевывали и осваивали этот край. Они дружили и выдавали друг за друга своих детей. У нас никогда не было ничего похожего на «Волынскую резню». И пока мы были вместе – мы были сильны. Может, уже настало время собирать камни?
P.S. Благодарю за помощь в редактировании уважаемого Фому Мекензи.
При использовании материалов с данного сайта ссылка на него не обязательна, но желательна : )