Поход Изосимы Маслова 1660 г. в Северное Приазовье
LV

В работах мариупольского краеведа Н.Г.Руденко (1924-2007) разрабатывалась тема значительной древности Кальмиусской паланки Войска Запорожского, и - шире - происхождения украинского казачества от бродников и об их непрерывном присутствии в Северном Приазовье в течение последней тысячи лет. В этих построениях особое внимание автор уделял устью Кальмиуса, где он предполагал наличие древнего города Адомахии (которая «если и не была стольным городом Броднии, то, во всяком случае, крупнейшим ее опорным пунктом»), а с начала XVI века – запорожского «зимовника Домаха»/крепости Домаха/Кальмиусской паланки. В подтверждение своей гипотезы Руденко использовал целый ряд сообщений, которые он смог извлечь из работ более ранних историков и краеведов. Рассмотрим одно из доказательств Руденко.

В пользу утверждения о существовании запорожской крепости в устье Кальмиуса в XVII веке он приводит такое сообщение (оформленное в виде прямой цитаты из источника):

- 1660 год. «На усть той речки Кальмиуса был бой большой между татарами и стрелецким отрядом Изосимы Маслова» (Руденко, с.84).

По указанной Руденко ссылке (без указанных номеров страниц) в сборнике документов Московского стола Разрядного приказа удалось найти три документа по данному событию (АМГ, с.112-113). Зафиксированные в них события заслуживают более детального рассмотрения.

Немного фона. К началу 1660 года на территориях, отколовшихся от Речи Посполитой еще при Богдане Хмельницком, уже более 20 лет продолжалась война. Но после измены Выговского и поражения под Конотопом – инициатива в войне начала переходить к полякам. И даже избрание новым гетманом Юрия Хмельницкого ничего принципиально изменить не смогло. Гетманская булава оказалась Юрию не по силам, тем более, что в скором времени он и сам предаст Москву, из-за чего в октябре 1660 года на Волыни будет уничтожен корпус Шереметева. Во всем этом безобразии активно участвовали поддерживающие на тот момент поляков татары, колеблющиеся в своих симпатиях разные партии казаков и просто расплодившиеся за время войны многочисленные банды.

Поэтому не удивительно, что население Приднепровья продолжало массово уходить из-под гетманской власти и переселяться в более мирные и безопасные места. Основным направлением переселения «черкас» (как тогда в Русском государстве называли предков украинцев) традиционно оставался уход на восток, в контролируемое белгородскими воеводами Подонцовье. Расселяя «вынужденных переселенцев» на путях крымских набегов, помогая им оружием и снабжением и не сильно вмешиваясь в их внутренние казацкие дела, Москва значительно усилила и свой контроль, и общую безопасность в данном регионе. Так, в середине 1650-х годов, например, был вновь восстановлен и заселен черкасами Цареборисов в низовьях Оскола, опять ставший самой южной московской крепостью в Подонцовье. Такой опыт взаимодействия оказался для обеих сторон в основном успешным и взаимовыгодным, получился довольно удачный симбиоз. Случаев возмущений и восстаний среди осевших здесь черкас было крайне мало и особой массовостью они не отличались. Большинство переселенцев и их потомков оставались всегда лояльными правительству и, при случае, усердно давили волнения у соседей. Что, в общем, говорит об общей удовлетворенности местного казацкого населения своей жизнью и положением. Со временем этот регион получит название Слобожанщина или Слободская Украина.

Не обещала особых сюрпризов и весна 1660 года. Из-за большой вовлеченности крымских татар в войну на Украйне их массированное нападение на Подонцовье представлялось пока маловероятным. Многие отчаянные головы из старых и новых царских подданных перебрались за Донец, на «Крымскую сторону», на различные промыслы. Наиболее массовым и популярным из них был высокодоходный «бизнес» по варке соли на Торских соляных озерах. Но и у татар здесь тоже был традиционный «бизнес» по отлову зазевавшихся или отставших солеваров и лесорубов. Поэтому солевары старались передвигаться большими ватагами, способными отбиться от мелких татарских шаек, и не задерживались на Торе дольше, чем было необходимо для заполнения солью своих возов. И все равно это было крайне опасным занятием.

В начале мая 1660 года к Северскому Донцу подкочевали улусы нескольких ногайских мурз. Где именно они разместились, документы не говорят, но судя по дальнейшему ходу событий можно осторожно предположить, что это было примерно в районе реки Бахмута. Это была, похоже, одна из последних попыток татар остановиться на кочевье на правобережье Донца, донские казаки и московские станичники уже давно отучили их от такого неосторожного поведения. Но вновь зашедшие ногайцы были, скорей всего, беглецами с Волги, поэтому в здешних раскладах еще разбирались слабо.

Странным еще было то, что (помимо уже давно изменившегося баланса сил в Степи) эти «подселившиеся» татарские улусы было особенно некому защищать. Весной 1660 года в подвластной туркам Валахии происходила ожесточенная междоусобица между сторонниками Константина Щербана Басараба и Георгия Гики, и были опасения, что волнения могут перекинуться и в Молдавское княжество. Крымский хан Мехмед IV Гирей в этих событиях поддерживал своими войсками Георгия Гику, кроме того он отправил значительные силы к Аккерману «на заставу» от возможного нападения «запорожских черкас и от волох». Именно здесь и застряли мурзы – владельцы интересующих нас улусов, вместе с основными своими силами. Так что воинов для охраны самих улусов осталось совсем немного. В этих условиях оставшимся в улусах ногайцам нужно было стараться вести себя поскромнее и понезаметнее. Но молодежь не удержалась…

17 мая 1660 года чугуевский воевода Абакум Федорович Иевлев получил письмо от своего цареборисовского «коллеги» Афанасия Норова. В нем говорилось «о татарских вестях: на Торских соленых озерах соловаров татарове побили и в полон поимали и курени до конца разорили и к Цареву Борисову городу приходят безпрестанно, а за Северским Донцом людей побивают и в полон емлют». Иевлев сразу переправил сообщение в Белгород, к руководителю Белгородского разряда - окольничему и воеводе князю Григорию Григорьевичу Ромодановскому. Тот отнесся к татарской угрозе серьезно и уже 25 мая извещал царя Алексея Михайловича, что приказал стряпчему Григорию Ивановичу Косагову возглавить поход на досаждавших Цареборисову ногайцев. Помимо находившегося под непосредственным командованием Косагова полка, в походе также приказано было участвовать харьковским, чугуевским, змиевским и цареборисовским черкасам. Уже 27 мая в Белгороде была получена отписка из Чугуева от воеводы Иевлева об отпуске им своих людей в помощь Косагову. Как можно установить по сохранившимся документам, чугуевский отряд возглавил «чугуевский стрелецкий и козачий голова Изосима Маслов». С ним были сотенные головы Александр Марьянок да Рязан Самойлов и еще 500 человек «ратных людей» чугуевцев. По остальным отрядам подробностей об их численности и составе найти не удалось. Единственно, еще упоминаются «из Григорьева полку Косагова Орешковские донские козаки да солдаты». Про то, что в ногайских улусах почти нет воинов – еще никто не знал, поэтому карательную экспедицию Ромодановский снарядил весьма сильную. Всего за Донец отправилось несколько тысяч пехоты и конницы, вместе с обозами и артиллерией («нарядом»).

Примерно в начале июня карательное войско пересекло Северский Донец в районе Цареборисова и отправилось в направлении Торских соляных озер. Но кочевавшие неподалеку ногайцы каким-то образом смогли своевременно узнать о нависшей над ними угрозе и эффекта неожиданности не получилось. Спасая свои семьи, кочевники экстренно увели улусы на юг к морю, бросая или ломая все, что могло замедлить бегство: «и татаровя де, послыша на себя приход твоих ратных людей, с улус побежали к морю и арбы многия пометали, а иныя порубили».

В наказе Ромодановского по поводу татарских улусов Косагову предписывалось: «идти и промысл над ними чинить, смотря по тамошнему делу», то есть в выборе способа действия у него был полный карт-бланш. Видя бегство ногайцев, Косагов решил идти за ними. Но, его скорость ограничивалась наличием пешей рати, обозов и «наряда». Дойдя форсированным маршем до верховьев Крынки он понял, что таким образом татар не догонит. Остановившись здесь, Косагов отправил сообщение (получено в Белгороде 13 июня) с описанием ситуации. В нем же он сообщал, что пехота за время похода сильно устала и «обеззапасела». Ромодановский сразу же ответил, приказывая в этих обстоятельствах далее не ходить. С надеждой догнать татар он уже распрощался.

Но пока гонцы с письмами преодолевали 300-верстовый путь между Белгородом и верховьями Крынки сначала в одном направлении, а потом в обратном - в лагере на Крынке местные командиры уже успели все порешать сами. И тут инициатива, похоже, принадлежала чугуевцу Изосиме Маслову (достойному представителю хорошо известной в истории Слобожанщины династии Масловых). Согласно совместному решению - Косагов с обозами и с наиболее медленной частью войска отправился в обратный путь, а Маслов со своими чугуевцами да еще с 700 харьковских, цареборисовских да змиевских черкас (видимо, наиболее мобильная часть войска) – пошли за ногайцами к морю. Такой состав «приморской экспедиции» зафиксирован в отчете царю Ромодановского. В аналогичной же отписке Иевлева - к участникам дальнейшей погони относятся еще и «из Григорьева полку Косагова Орешковские донские козаки да солдаты». Судя по всему, общий размер пошедшего к морю отряда составлял примерно 1000 – 1500 человек.

18 июня Ромодановский получил отчет Косагова о разделении войск и приказал, чтобы он со своей частью войск шел в Белгород. Основная часть похода была закончена. О результатах рейда Маслова в Белгороде и Чугуеве пока известий не было…

А в это время далеко на юге события шли своим чередом. Ушедшие на юг улусы дошли до моря и здесь остановились, считая себя в полной безопасности от преследователей. Никто не думал, что московиты могут предпринять настолько глубокий рейд в Степь, для тех времен это было нехарактерно. Так что организацией дозорной службы татары в этот раз особо не занимались. Что было большой ошибкой.

Примерно 8 – 9 июня (как можно установить обратным отсчетом) отряд Истомы Маслова вышел из лагеря на Крынке и тоже двинулся на юг. Возможно, он шел по оставленным улусами следам? Или была произведена предварительная разведка целей и маршруты выбирались с учетом ее результатов? Этого мы не знаем. Насколько можно понять из позднейших докладов Ромодановского и Иевлева, Маслов вышел к морскому побережью где-то в районе восточнее устья «Елончюка» (район Новоазовска при устье Грузского Еланчика), где за рекой и обнаружил часть «беглых» улусов. А вот ногайцы появление врага так и не заметили.

12 июня воины Маслова обрушились на ничего не подозревающие и не готовые к обороне ногайские улусы при устье Грузского Еланчика. Никакого организованного сопротивления татарам организовать не получилось, бой сразу распался на отдельные схватки. Немногочисленные защитники улусов были практически все перебиты. Улусы на Еланчике были разгромлены. В руки победителей попало много жен и детей ногайцев. Также было освобождено множество содержавшихся в улусах полонянников. Вероятно, от кого-то из освобожденных в этот день пленных (или от их недавних хозяек) Маслов узнал про вторую группу улусов – при устье Кальмиуса, и в тот же день смог разгромить еще и их. С учетом довольно большого расстояния между устьями Грузского Еланчика и Кальмиуса – 35 верст (а это несколько часов хорошего конского хода) такое предположение о «последовательном» уничтожении улусов выглядит более вероятным, чем организация одновременного нападения сразу на два столь удаленных объекта с разделенным своих сил на две части.

Вот как это излагается в грамоте чугуевского воеводы Иевлева к царю: «и голова Зосим Маслов и сотенные головы и твои ратные люди да из Григорьева полку Косагова Орешковские донские козаки да солдаты да харьковские и змеевские и Царево Борисова города черкасы в улусех на кочевьи за рекою Елончюком татар дошли июня в 12 д. на усть речек Елончюка и Калмиюса, и у тех ратных людей с татары бой был большой, и милостию Божиею и твоим, великаго государя … и сына твоего, государева … счастьем, ратные люди на бою многих людей татар побили, и языка татарина Кантемирева улусу Ишверда взяли чугуевец Александра Марьянек да Царева Борисова города черкашенин Феско Таран, и улусы татарские развоевали и жен татарских и детей в полон 223 человека, и стада конныя и животинныя и верблюжьи отогнали, и полон русской и черкасской и волосской земли отбили».

Очень похоже этот бой отражен и в докладе царю самого Ромодановского (который подробности сам узнал от того же Иевлева): «июня де в 20 день [дата явно ошибочна - LV] он, Изосим, с ратными людьми тех кочевых татар изошел за речкою Елончюком, и на усть той речки и Калмиуса был у них бой большой, и милостью Божиею, а твоим, великаго государя … и сына твоего государева … счастием, на бою многих людей татар побили и взяли в языцех татарина Колтемирева улуса Ишверда да татарских жен и детей 223 человека, и стада конския и животинныя и верблюжьи отогнали, и полону русскаго и волосскаго отбили с 700 человек».

Рис.1. Примерное направление похода 1660 года.

Всего в результате разгрома обеих групп улусов было освобождено около 700 человек содержащегося там русского, украинского и волошского полона. Помимо большого количества татарских пожитков и скота (включая коней и верблюдов), победителям досталось 223 татарских женщин и детей. Позже в воеводских отписках царю оптимистично сообщалось, что тогда было побито много татар. Но сколько всего ногайцев там реально погибло и сколько смогло сбежать в Степь – неизвестно. В общем – кому-то этот день принес радость и надежду, а кому-то совсем наоборот.

Из мужчин нападавшим удалось захватить в плен только одного татарина Ишверду. При его взятии отличились чугуевский сотник Александр Марьянек да цареборисовец черкашенин Феско Таран. Но в том же бою Марьянек потерял сына Антипа. Также погибли Григорий Григорьевич Сазопов и Сидор Федорович Кирсанов, на этом потери русских закончились.

На допросе пленный Ишверда сообщил, что на Еланчике и Кальмиусе стояли улусы пяти ногайских мурз: Казыя, Салтобебета (Солтомбобета), Кана, Желбебета и Кантимира (Калтимира). Все ли эти улусы «прибежали» с Северского Донца или часть их уже давно стояла на морском побережье и к тогдашним «шалостям» на московских украйнах отношения не имела, попав под раздачу просто за компанию? Этого в найденных документах найти не удалось. Также Ишверда (который сам был из Кантимирова улуса) наконец-то разъяснил странное отсутствие большинства воинов в ногайских улусах. Только теперь московиты узнали об их отлучке к Аккерману. По словам бедолаги-пленника, уже в скором времени ожидалось их возвращение из похода. Немного не успели…

После окончания «дела» отряд Маслова, отягощенный награбленным имуществом и пленными татарками с татарчатами, начал возвращаться на север. И пока он, со скоростью самой медленной из овец захваченного стада, тащился по Степи, наперед были отправлены гонцы с вестями о победе. Одним из них стал сотник Александр Марьянок, вероятно в качестве хоть какой-то компенсации за погибшего сына. Преодолев более 300 верст, 20-го июня он уже докладывал в Чугуеве Иевлеву. В тот же день чугуевский воевода отправил свой доклад об успехе этой карательной экспедиции в Москву, в Разрядный приказ. Повез его сеунчем (тат. – гонец, вестник) все тот же Марьянок. Второе сообщение Иевлев сразу же отправил в Белгород Ромодановскому. Тот его получил 22 июня и тут же тоже отправил собственный вариант отчета в Москву. Только вот он на радостях механически перепутал дату получения Иевлевым вестей в Чугуеве (20 июня) с датой сражения в Приазовье, не задумавшись, что за два дня доставить вести с азовского побережья в Белгород тогда было никак невозможно. Также Ромодановский отписался Иевлеву, чтобы, когда в Чугуев доставят пленника Ишверду, того сразу отправили в Белгород на допрос.

В начале июля 1660 г. Ромодановскому был направлен царский указ. По нему предписывалось выявить среди ногайского полона ближайших родственников мурз и наиболее влиятельных людей и переписать их поименно. Таких полоняников запрещалось продавать, их предписывалось «придержать» для дальнейшего обмена на русских пленников в Крыму. Особенно требовалось содержать их в хороших условиях и не давать в обиду («чтоб над ними блуднаго пакостнаго дела никто не учинил»). В этом же документе (по существовавшей тогда канцелярской практике) приводится еще один пересказ обстоятельств похода: «<…> писал ты к нам, что по твоей посылке, чугуевский стрелецкий и казачий голова Изосим Маслов с ратными людьми кочевых татар за речкою Елончуком у реки Калмиюса дошел, и с теми татары у наших ратных людей был бой, и на том бою взяли в языцех татарина, да татарских жен и детей 223 человека, и нам, по твоей отписке, те вести ведомы».

Еще один документ по данной теме удалось найти в другом сборнике архивных документов (ПСЗРИ, с.514-518). Он представляет собой царский указ от 6 сентября 1660 г. Он дает дополнительную информацию по продолжению данной истории.

Вернувшиеся из Бессарабии в Северное Приазовье мурзы, естественно, уже не нашли здесь своих жен и детей. Разыгралась очередная драма жизни. Если вдуматься, то это один из тех случаев, когда наши предки обидели наших земляков. Двойственные впечатления от такой постановки вопроса, не правда ли?..

Как бы то ни было, у наших мурз родственные чувства победили гордыню и гнев. Казый-мурза «с товарищи» направил к Ромодановскому переговорщика. К сожалению, что это за «товарищи» и каково их количество, в записке Ромодановского к царю раскрыто не было, указано лишь, что это тоже мурзы. Эта «непонятка» волновала и московское правительство. Ромодановского об этом прямо запрашивают уже в третьем пункте царского указа. Так что участвовали ли остальные четыре пострадавших мурзы в переговорах – пока сказать затруднительно.

Переговорщиком поехал аталык¹ Казыева сына по имени Кал Бурза. 2 сентября Кал Бурза был уже у Ромодановского в Белгороде. Через него Казы-мурза «с товарищи» просили, чтобы русский царь принял их в подданство. Также они просили, чтобы их с улусами не отсылали на Волгу, а разрешили кочевать у Северского Донца – зимой на Ногайской его стороне (левый берег), а летом на Крымской (правый берег). И чтоб им разрешили для торговли ходить в «Государевы б Украинные городы²». Принесение присяги (шерти) предлагалось произвести на Торских озерах. В заложники (аманаты) обещали дать Казыева сына.

Царь Алексей Михайлович на это предложение соглашался. Он обещал после присяги защищать этих мурз от внешних врагов и вернуть им «жен их и детей, которые ныне на разгроме пойманы».

Сразу были оговорены требования, чтобы ногайцы не беспокоили местное оседлое население и солеваров на Тору. Всякие контакты с Крымским ханом и Турцией им запрещались. А в случае войны они должны были сражаться вместе с русскими. И т.д. Для большей благонадежности, от них требовались аманаты в Белгород.

В том же царском указе приводится «типовой» образец шертной грамоты, по которой мурзы должны были давать присягу. В ней, среди прочего, есть один интересный пункт: «<…> и свою братью Мурз, и их улусных людей, которые от Астрахани откочевали, под Его Великаго Государя Царскую Высокую руку призывати <…>». Также несколько раз приводятся в качестве прецедента различные аспекты взаимодействия заволжских ногайцев с русской администрацией Астрахани с пометкой, что это «ведомо им, мурзам, самим подлинно». Это наводит на подозрения, что пятеро пострадавших мурз были не из «старых» крымско-ногайских родов и не из кубанских Малых ногаев, а скорей всего это очередная волна ногайских беглецов с Волги. В конце 1630-х годов, когда донские казаки сидели в Азове, они развернули большую агитационную работу среди скопившихся тогда в Северном Приазовье масс ногайцев, большая часть которых незадолго до того тоже бежала сюда с Волги. Одним из тех, кто в сентябре 1639 года согласился на возвращение на Волгу был некий Кантемир-мурза (Лишин, с.26). Очень может быть, что это тот же самый Кантемир-мурза, чей улус был одним из разгромленных в 1660 году. Тогда для него это была уже не первая попытка переселиться в Северное Приазовье. И опять не особо удачная…

Вот, собственно и все, что пока удалось найти по данным событиям в источниках. Не удалось найти даже окончания данной истории. Чем это все закончилось для пострадавших ногайских мурз и для плененных членов их семей – можно только догадываться. Но судя по тому, что ни о каких «российскоподданных» ногайцах в Подонцовье конца XVII века ничего не известно, стороны так и не смогли договориться. К сожалению…

Особо внимательные Читатели, помнящие еще начало статьи, могут, конечно, теперь спросить о том, где в этих драматических событиях засветились запорожцы и как это все подтверждает тогдашнее присутствие их крепости при устье Кальмиуса? И насколько точно «цитата» Руденко повторяет формулировки документов, на которые он ссылается? Но лучше такими вопросами не задаваться. Во избежание ненужных размышлений. Потому как практически все использованные Н.Г. Руденко в подтверждение своей гипотезы «факты» примерно одинаковы. Реальное завладение запорожцами значительными территориями в Северном Приазовье произойдет более чем на 80 лет позже…

Примечания:

1. Аталык - тюркск. «отцовство»; аталычество - обычай отдавать детей знатных родителей на воспитание живущим в удалении достойным и уважаемым людям. Был распространен у народов Кавказа и Крыма. По достижении определенного возраста подросшие сыновья возвращались в родные семьи, но их связь со своими аталыками и уважение к ним обычно сохранялись.

2. «Украинные городы» - тогда - окраинные, приграничные.

Литература:

Акты московского государства, изданные Императорской академией наук под ред. Д.Я. Самоквасова. Том 3. Разрядный приказ. Московский стол. 1660-1664. СПб. 1901.

Лишин А.А. Акты, относящиеся к истории Войска Донского, собранные генерал-майором А.А.Лишиным, Т.1. Новочеркасск, 1891.

Полное собрание законов Российской империи, повелением государя императора Николая Павловича составленное. Собрание первое. Том 1. СПб, 1830.

Руденко М. Приазовье - колыбель казачества. 500-летию казачества посвящается. Мариуполь: Новый свит, 2005.

Список сокращений:

АМГ – Акты Московского государства

ПСЗРИ – Полное собрание законов Российской империи

При использовании материалов с данного сайта ссылка на него не обязательна, но желательна : )