Окрестности Розовки до монгольского нашествия.
Исторический очерк

Е.Н.Тарасенко

Глава 5. Русь и кочевая Степь до монгольского нашествия.

Волна за волной накатывались с востока на наши степи кочевые народы. Что влекло их сюда из Прикаспия и Средней Азии? Почему они так стремились, сменяя друг друга, удержаться в Приазовье и Причерноморье? Ответ на этот вопрос прост: чем ближе к Атлантическому океану, тем больше в степной полосе Евразии осадков, мягче и короче зима, тем богаче пастбища. Не сравнить убогие, засушливые солончаковые степи между Каспием и Аральским морем, лишь ранней весной радующие глаз свежей зеленью и морем цветов, с Диким Полем между Доном и Днепром, воспетым Н.В. Гоголем, где растущие на черноземе буйные травы скрывали всадника с лошадью. Здесь рай, здесь «земля обетованная» кочевника!

И еще одно замечание общего характера. Ни печенеги, ни торки, ни половцы не оставили письменных источников. Мы бы мало что знали об этих кочевых народах наших степей, если бы не сообщения византийских хронистов и постоянные упоминания о них в русских летописях. Информация о набегах печенегов и половцев, о походах князей в Степь против них, о сражениях, переговорах и браках со степными соседями составляет огромный пласт русского летописания. Повествуя о кочевой Степи, мы вынуждены будем смотреть на нее глазами летописцев, то и дело упоминать Киевскую Русь, хотя никогда земли Розовского района (как и всего Северного Приазовья) не входили в состав древнерусских княжеств.

5.1. Время печенегов и торков.

Рассказывая о Хазарском каганате, в предыдущей главе мы уже говорили о приходе в наши степи на исходе IX века новой кочевой волны – печенегов. Тогда хазары, объединившись с гузами (торками русских летописей), разгромили печенегов и вытеснили их на Правобережье Днепра. В конце IX века одна из печенежских орд перешла на службу каганату и была поселена на Дону, в окрестностях Саркела, о раскопках которого мы уже упоминали. По археологическим данным, печенеги занимали в этой крепости ее наиболее укрепленную цитадель, а их могильник находился недалеко от крепости.

Единой власти, воли и командования в печенежском племенном союзе, похоже, не существовало: одна орда могла служить хазарам, защищая Саркел, другая, – в то же самое время, жечь и разорять хазарские города в Восточном Приазовье и на Тамани, нарушая важнейшие торговые связи каганата с Византией.

В 915 году печенеги впервые появляются у границ Руси [1] и князь Игорь (тот самый, которого убили древляне в 945 году при повторном сборе дани - «полюдьи») заключает с ними мир. По словам летописца: «Приидоша печенези первое на Русскую землю и створивше мир с Игорем, идоша к Дунаю». Но уже в 920 году мирная идиллия заканчивается, и князь Игорь "воеваша на печенегы" [2]. Чем завершился этот поход, неизвестно… Шансы на успех у Игоря был невелики, слишком воинственны, стремительны и неуловимы были на степном просторе печенеги, переживавшие тогда стадию таборного, круглогодичного кочевания.

В трактате «Об управлении империей» византийского императора Константина VII Багрянородного сообщается, что в междуречье Днепра и Волги земли печенегов («пачанакитов») делились на фемы (области): Куарципур, Сирукаллен, Вороталмат, Вулацапон [3]. Грабежи и получение откупов были одной из важнейших отраслей дохода печенегов. По мнению С.А. Плетневой, фемами, на византийский манер, император называет орды. Во главе каждой орды стоял "великий князь", состояла она из 5 родов. Роды возглавлялись "меньшими" князьями — родовой аристократией, игравшей роль военачальников. Как уже говорилось выше, каждая орда действовала практически самостоятельно.

В 944 году печенеги, как наемники, участвовали во втором походе Игоря на Византию: «Игорь же собрал воинов многих: варягов, русь, и полян, и словен, и кривичей, и тиверцев, - и нанял печенегов, и заложников у них взял» [4]. По летописной традиции, первый поход Игоря в 941 году был неудачным. Впрочем, некоторые историки (например, А.Г. Кузьмин) считают, что поход был только один, а сообщения о двух разных походах в 941 и 944 годах – следствие путаницы в летописи [5].

В связи с первым походом мариупольский краевед Н.Г. Руденко пишет: «… Князь Ігор після невдалого походу на Візантію в 941 році, рятуючись на своїх суднах від переслідування візантійськими бойовими кораблями, не став підніматися по Дніпру, а пішов в Азовське море, щоб скористатися так званим секретним водним шляхом по Кальміусу - Кальчику - Солоній - Самарі і потім Дніпру. Про це, зокрема, писав історик XIX століття Ф.Брун в роботі «След древнего речного пу¬ти из Днепра в Азовское море». Поступив так Ігор тому, що знав про печенізьку засідку у дніпровських порогів. Знав він напевно і про те, що в гирлі Кальміуса зустріне не ворожих степовиків-кочівників, а своїх одноплемінників. І якщо, з погляду достовірності, повернення Ігоря до Києва через Азовське море і Кальміус може служити лише непрямим підтвердженням, то прямим є стародавні генуезькі карти, які, як пише В.Мавродін в роботі «Русское мореходство на южных морях (Черном, Азовском и Каспийском) с древнейших времен и до XVI века включительно», розміщують «російські порти у Кальміуса» [6].

Если это сообщение верно, а под Кальчиком понимается именно правый приток Кальмиуса, берущий начало юго-западнее села Беловеж, у Кальчиновки, то получается, что Игорь с ладьями прошел волоком или непосредственно по территории Розовского района, или рядом с ней, всего в нескольких километрах! Сообщение для нас чрезвычайно интересное, оно заслуживает самого подробного анализа.

Начнем с географии. На современной географической карте (2002 года издания) верховья Кальчика действительно сближаются в районе Вольного, станции Зачатьевская и села Зачатовки с бассейном реки Волчьей до 4-5 километров. Именно на таком расстоянии от верховьев Кальчика начинается река Мокрые Ялы (левый приток Волчьей), впадающая затем в Волчью, левый приток Самары. Непонятно, причем здесь речка Соленая, правый приток Волчьей, протекающая в 80 километрах к северу, у Красноармейска и станции Межевая? На северо-востоке Гуляйпольского района также есть речушка Соленая (правый приток Янчура), но от нее до верховьев Кальчика тоже далековато, около 50 километров по прямой. Рассуждая по карте, если уж идти волоком с верховьев Кальчика, то вниз по Мокрым Ялам, до Волчьей. С географией здесь что-то не вяжется, выпадает из предлагаемой схемы Соленая, если двигаться по Кальчику.

Имеются и сомнения иного плана. Если на карте голубенькие линии верховьев Кальчика и Мокрых Ялов сближаются до 4-5 километров, то это вовсе не значит, что Игорю с дружиной надо было тащить ладьи именно эти 5 километров! Ялы, хоть они и Мокрые, оставляют выше Новопетриковки жалкое впечатление, особенно на участке между Зачатовкой и Красной Поляной. Это просто цепь пересыхающих луж в заболоченных берегах. Здесь о судоходности речи нет, корыто не проплывет, не то что ладья. Верховья Кальчика, вплоть до Кременевки, в смысле судоходства также оптимизма не внушают. Таким образом, длина предполагаемого волока возрастает с 5 километров на карте, до 60 и более километров (гладко было на бумаге!). По силам ли было это Игорю с дружиной? Можно конечно предположить, что наши степные речки тысячу лет назад были несколько многоводнее, берега не распахивались, меньше смывалось чернозема и они не заиливались. Честно говоря, сомнений моих это предположение не снимает…

Теперь рассмотрим сообщение о возвращении Игоря по маршруту Кальмиус - Кальчик – Соленая – Самара с точки зрения источников информации. К сожалению, и здесь все очень зыбко. С учетом времени события (941 год) источник может быть либо византийским, либо это русское летописание. К моему большому сожалению, указаний именно на такой маршрут ни у византийских хронистов, ни в летописях найти не удалось. Хронист Лев Диакон, рассказывая о более позднем времени, когда с сыном Игоря, Святославом, воевал император Цимисхий, пишет о неудачном походе « … архонта Ингоря, который, презрев клятвенный договор, приплыл к столице Византии с огромным войском на десяти тысячах кораблей, а обратно, в Боспор Киммерийский, вернулся едва с десятком лодок …» [7]. И это - все! Ни Кальмиуса, ни Кальчика, ни Соленой… Дальнейшее сопоставление сообщений мариупольских краеведов по этому вопросу с летописью оптимизма не прибавило. На размещенной в Интернете «Истории Мариуполя» возвращение на Русь по Кальмиусу - Кальчику - Соленой – Самаре в 941 году приписывается уже киевскому князю Олегу [8], по «Повести временных лет» давно уже почившему, еще в 913 году: «В лето 6421 (913). После Олега стал княжить Игорь» [4].

Сообщая об интересующем нас маршруте, Н.Г. Руденко ссылается на работу историка середины XIX века Ф. Бруна [9], обратившего внимание на существование «запасного» пути из Черного моря на Русь, минуя низовья Днепра и пороги. Ф. Брун основывается на сообщении о наличии такого пути в «Описании Украины» Гийома Левассера де Боплана [10], французского инженера на польской службе, работавшего на Украине в 1630-1648 гг. Боплан составил также карты Украины, приложением к которым и являлся упомянутый труд.

Что же пишет об этом «запасном» пути Боплан? Цитируем по тексту издания 1901 года, перевод с французского В. Г. Ляскоронского: «Есть у них еще и другой путь для возвращения: они возвращаются через Донской Лиман (т. е. Азовское море), проходят через пролив, находящийся между Таманью и Керчью, поднимаются лиманом до реки Mиyca и идут этой последней до тех пор, пока она может поднять их суда. Ибо от верховьев этой реки до истоков Тачаводы (Тачавода — это, вероятно, река “Волчья вода”; вместо Mиyca надо читать Калмиус; тогда описанный Бопланом водный путь, с небольшим волоком между указанными реками, явится вполне возможным и правдоподобным) не больше как одна миля; Тачавода же впадает в р. Самару, которая в свою очередь впадает в Днепр, на расстоянии одной мили выше Кодака, как это можно видеть на карте. Впрочем, казаки редко возвращаются этим путем на Запорожье, так как он очень длинен; но иногда они избирают эту дорогу, чтобы выйти в море, когда на устье Днепра находятся большие турецкие силы, чтобы воспрепятствовать казакам выходу в море…». Прежде всего отметим, что здесь говорится лишь об использовании этого пути современниками Боплана - запорожскими казаками, и только! О временах Киевской Руси у Боплана нет ни слова!

В. Г. Ляскоронский вставил в подлинный текст Боплана свои пояснения и примечания (даны в скобках, курсивом), о чем и говорит в предисловии. Против отождествления «Донского Лимана» с Азовским морем возражений нет, именно так Боплан наше море и называет, судя по его картам (рис. 5.1). С Тачаводой, как речкой Волчьей, согласиться можно, хотя у Боплана на карте отчетливо читается «Wolczawoda: R (Волчья вода - река), у левого притока Самары. Имеется на карте и «Mius» (Миус), впадающий в Азовское море, с левым притоком Крынкой. Западнее обозначены Кальмиус (Calmius wielky – Большой Кальмиус?) и Кальчик (Calmius), они показаны впадающими в море двумя раздельными, но близко расположенными устьями. Еще западнее читаются (Suhi barda) - Берда с Каратышом или Каратюком (Carasuk?). Почему следует, по мнению В. Г. Ляскоронского, под Миусом у Боплана разуметь Кальмиус, понять невозможно. Боплан ясно пишет о маршруте с Миуса на Тачаводу (Волчью). И верховья Волчьей и Миуса на его карте обозначены близко (пунктир между ними – «сакма», татарская дорога к Перекопу). А вот от верховьев Кальмиуса до Волчьей, по этой карте, очень далеко, и Боплана, на мой взгляд, следует понимать именно так, как он пишет: запорожцы пользовались «запасным» путем по Миусу и Волчьей.

Что же мы имеем после анализа источников? У византийских хронистов и в русской летописи найти упоминания о возвращении Игоря в 941 году по маршруту Кальмиус - Кальчик – Соленая – Самара не удалось. В «Описании Украины», на котором основана работа Ф. Бруна (следовательно, и сообщения Н.Г. Руденко) говорится о пути запорожцев (но не Игоря с дружиной!), по Миусу и Волчьей, а о Кальмиусе Боплан в этой связи вообще не упоминает.

А вот что пишет о возвращении Игоря из первого похода в 941 году крупный историк и востоковед Н.В. Пигулевская: «После жестокого поражения Игорь вернулся через Азовское море, опасаясь засады печенегов на Днепре» [11]. Как видим, всякая конкретика по маршруту здесь отсутствует.

Анализ современных географических карт и оценка реальной возможности прохождения указывают на некоторые неувязки в предполагаемом маршруте возвращения Игоря по Кальмиусу – Кальчику – Соленой – Самаре.

Таким образом, как это ни печально для нас, указанный маршрут, пересекающий территорию Розовского района, по которому отправляют князя Игоря Н.Г. Руденко «со товарищи», представляется очень и очень сомнительным. Но не хочется ставить на этом точку… Будем искать, анализировать, думать. А вдруг? Не могли же мариупольские краеведы этот маршрут возвращения Игоря просто выдумать!

Рис. 5.1. Фрагмент карты Боплана 1650 г. (Днепр с порогами, бассейн Самары, Северное Приазовье) [10].

В результате походов Святослава (964-965 гг.), вместе с союзными ему торками и печенегами, Хазарскому каганату был нанесен смертельный удар. Не сдерживаемые более каганатом, печенеги широко разлились по всей степи, включая левобережье Днепра и Приазовье, стали ее безраздельными хозяевами.

С именем Святослава и его походом на хазар связан еще один сюжет, упорно кочующий из одного краеведческого сочинения в другое, и имеющий непосредственное отношение к ближайшим окрестностям Розовки. В 1971 году А.М. Черногор писал: «За деякими свідченнями, князь Святослав, після розгрому хазар і розорення Саркела в X ст., заснував на місці сучасного Жданова або в його околицях м. Бєлгород, пізніше захоплений татарами і перейменований ними на Білосарай (звідси й сучасна назва Білосарайської коси недалеко від міста)» [12]. Подобные сообщения встречаются в работах по мариупольскому краеведению, включая самые современные [8]. Похоже, что все они восходят к популярной книге «Мариуполь и его окрестности», опубликованной в 1892 году [13]. В ней говорится: «… По мнению профессора Бруна, Саркел или Белая крепость, о которой говорит Константин Багрянородный, находилась на месте нынешнего Мариуполя, а не на Дону, как некоторые думают. В Х ст. русский князь Святослав …, разбил хазарского хакана и разрушил Саркел,- он же Белая Вежа, Белая Крепость, Белая Гостиница. Русские после Святослава утвердились по Кальмиусу и Миусу, т.е. по залозному и солоному путям, … а на месте Мариуполя или вблизи его образовался город Белосарай, по имени которого названа и близлежащая коса Белосарайской». В качестве косвенного доказательства этой версии в книге приводится сообщение преподавателя Завьялова о существовании «верстах в 20 от Мариуполя и теперь долины и пересыхающей в ней речки под названием Белая межа или Вежа», подкрепленное ссылкой на карту Екатеринославской губернии 1868 года. Что тут можно сказать? Во второй половине XIX века, когда Ф. Брун публиковал свои работы, точное расположение Саркела установлено еще не было, и эта версия вполне имела право на существование. Однако в настоящее время, после раскопок М.И. Артамонова в 1934-1951 гг., обнаружившего Саркел на Дону, именно там, где его существование и предполагалось [14], принимать версию Ф. Бруна всерьез уже нет никаких оснований. В радиусе «20 верст» от Мариуполя нет никаких иных географических объектов с названием «Белая межа или Вежа», кроме села Беловеж на юго-востоке Розовского района. Село это было основано немецкими поселенцами лишь в 1831-1832 годах, причем точно известно [15], что названо оно по прежнему месту жительства поселенцев – колонии Белые Вежи, располагавшейся в Черниговской губернии (Борзненский уезд, Стрельницкая волость, юго-восточнее города Борзна). Поэтому использовать это название как аргумент в пользу версии о расположении Саркела (Белой Вежи) в окрестностях Мариуполя, или основании здесь Святославом города с аналогичным названием, нет никаких оснований. Но как появилось название Белые Вежи в Черниговской губернии, и связано ли оно с хазарским Саркелом?

По сообщению Ипатьевской летописи, в 1117 году, под давлением половцев, русские «беловежцы», поселенные в Белой Веже Святославом, уходят с Дона на Русь и основывают на границе Черниговского княжества город-крепостцу Белая Вежа, по названию своего прежнего места жительства. Вокруг селятся их прежние союзники – печенеги и торки, разгромленные половецким ханом Атраком (Отроком), сыном Шарукана, у старой Белой вежи в 1116 году, при его отходе в степи Северного Кавказа [16]. Так появился городок Белые Вежи в степном пограничье Черниговского княжества.

Шесть с половиной веков спустя, для заселения свободных казенных земель, Манифестом Екатерины II от 22 мая 1763 года в Россию приглашаются на поселение иностранцы. Кроме заселения казенных земель, матушка-императрица осчастливила немецкими колонистами и некоторых из своих приближенных, разрешив поселение колонистов на их частновладельческих землях. Среди таких приближенных был генерал-фельдмаршал граф Петр Александрович Румянцев-Задунайский, владевший пустующими землями в Черниговской губернии, у городка Белая Вежа. На этих пустошах в 1767 году были образованы немцами 6 колоний, одна из них, лютеранская, была названа Белые Вежи [15], по расположенному рядом городку. Позднее земельный голод вынудил часть немецких колонистов переселиться в Александровский уезд Екатеринославской губернии, образовав в 1831 году в верховьях Кальчика дочернюю колонию Белая Вежа (Беловеж).

Таковы многовековые странствия топонима «Белая Вежа» по географической карте.

Чтобы завершить эту тему, укажем, что связывать Белую Вежу с Белосарайской косой также, похоже, нет веских оснований [17].

Вернемся во вторую половину Х века, печенежское время наших степей. Летом 969 года князь Святослав получил известие о том, что печенеги разбили свои кочевья у стен Киева, где находилась его семья. Кочевники едва не взяли город, только появление воеводы Претича из Северской земли с небольшой дружиной, которую печенеги приняли за передовой отряд войска Святослава, спасло Киев. Князю пришлось спешно прервать балканскую кампанию и вернуться на Русь [18]. По словам летописца, князь «собра вои и прогна печенеги в поли, и бысть мир».

В 971 году, после смерти матери, княгини Ольги, и раздела Руси между уже взрослыми сыновьями Ярополком, Олегом и Владимиром, Святослав снова отправился в поход на Дунай, но кампания оказалась неудачной. Пришлось ему заключить почетный мир с императором Иоанном Цимисхием [19]. Немногочисленная дружина Святослава, отягощенная военной добычей, возвращалась на Русь. Коварные греки предупредили о возвращении Святослава печенегов, которые устроили засаду в районе днепровских порогов. Пороги, почти исчезнувшие под водой после строительства в 1932 году Днепровской ГЭС (ДнепроГЭС), ранее представляли собой серьезное препятствие судоходству. Их описывает Константин VII Багрянородный в трактате-поучении «Об управлении империей», адресованном своему юному наследнику (будущему императору Роману II). Упоминает он и о Хортице, называя ее островом Св. Григория: «Пройдя крарийский перевоз, они (русы) причаливают к острову, который называется именем св. Григория. На этом острове они совершают свои жертвоприношения, так как там стоит громадный дуб: приносят в жертву живых петухов, укрепляют они и стрелы вокруг [дуба], а другие - кусочки хлеба, мясо и что имеет каждый, как велит их обычай. Бросают они и жребий о петухах: или зарезать их, или съесть, или отпустить их живыми. От этого острова росы не боятся пачинакита (печенегов)» [3]. Место для засады у порогов выбрано печенегами очень удачное: здесь Святослав должен был перетаскивать ладьи по суше и его малочисленная дружина оказывалась в крайне уязвимом положении [20]. Князь не прислушался к совету воеводы Свенельда: «Обойди, князь, пороги на конях, ибо стоят у порогов печенеги» [4]. Попытка пройти на ладьях в конце 971 года не удалась, пришлось остаться на голодную зимовку в устье Днепра. Весной 972 года Святослав, с ослабевшей за зиму дружиной, вновь двинулся к порогам, где на него напали печенеги во главе с «князем» Курей. Святослав был убит, а из его черепа Куря, предводитель правобережной орды Гила [16], повелел сделать окованную золотом чашу, из которой пил вместе с женой, надеясь на рождение у них сыновей, равных своей доблестью Святославу.

В 980 году на киевском столе утвердился князь Владимир, обратившийся в христианство и крестивший народ на Руси в 988 году, что было одним из условий его брака с Анной, сестрой византийского императора Василия II Болгаробойцы [21].

По мнению историков, положительный образ Владимира в былинах сложился, благодаря его борьбе с печенегами, от которых сильно страдали южные и юго-восточные окраины Руси в конце X – начале XI века. Для защиты от печенежских набегов Северской земли на Левобережье князь построил города по рекам Десне, Суле, Трубежу и Стугне [22]. В 993 году состоялось очередное противостояние Владимира с печенегами на Суле, дело решил поединок богатырей, выигранный русской стороной, что дало три спокойных года. На этом памятном месте, у брода, Владимир, согласно летописи, заложил город Переяслав [4]. Под 996 годом есть сообщение о неудачной стычке с печенегами, князь вынужден укрыться под мостом: «…и не смог устоять против них Владимир, побежал и стал под мостом, едва укрывшись от врагов».

Вот так, год за годом, печенеги черной тучей висят над киевскими пределами: «В лето 6505 (997). Пошел Владимир к Новгороду за северными воинами против печенегов, так как была в это время беспрерывная великая война. Узнали печенеги, что нет князя, пришли и стали под Белгородом». Так начинается в «Повести временных лет» знаменитый полуанекдотический эпизод, о котором многие столетия шутили потом на Руси, что «печенеги от киселя бегают». Летописец дело излагает так. Осажденные, измученные голодом, уже думали о сдаче. Но один мудрый старец велел выкопать два колодца и поместить в них кади, в которые налили кисель и мед, собранные из последних скудных запасов. Печенеги, убедившись, что крепости голод не угрожает, сняли осаду.

Принимались всевозможные меры для защиты южных границ, подновлялись древние и сооружались новые земляные валы. Об этом пишет епископ Бруно, проезжавший через Киев около 1006 года проповедовать у печенегов [23], и князь лично провожал его два дня до южной границы. Первое знакомство епископа с нехристями-печенегами едва не закончилось печально, родовая знать с трудом спасла ему жизнь во время народного собрания [1]. В первые годы XI века, при посредничестве епископа Бруно, Владимир заключил мир с печенегами. Платой за него был «откуп», платеж степнякам за отказ от набега.

В 1017 году печенеги напали на Киев, но были отбиты, при этом сгорело первое, еще построенное из дерева, здание Софийского собора [23].

В 1036 году, когда князь Ярослав находился в Новгороде, печенеги вновь пришли к стенам Киева. Ярослав во главе войска, включавшего и союзников-варягов, вернулся и дал решительный бой: «Печенеги пошли на приступ и схватились на месте, где стоит ныне святая София, митрополия русская: было здесь тогда поле вне града. И была сеча жестокая, и едва к вечеру одолел Ярослав». На сей раз поражение печенегов было решающим, множество их погибло, а другие ударились в беспорядочное бегство и, по словам летописца, «… остаток их бегает где-то и до сего дня» [4]. На месте сражения Ярослав Мудрый заложил каменный Софийский собор, знаменитую «Софию Киевскую». Печенежская опасность навсегда исчезла с русского горизонта.

К середине XI века часть печенежских орд, неоднократно разбитых Русью и теснимых с востока торками, откочевала к Дунаю. Оставшееся в Приазовье меньшинство было вскоре покорено торками (гузами) [24]. В конце XI века печенеги сделают попытку массированного набега на Византию и потерпят страшную неудачу, о чем сообщает в записках дочь византийского императора Алексея I Комнина, Анна [2], свидетельствующая о гибели почти 30 тыс. кочевников!

Часть печенегов вошла в племенной союз торков, на каких-нибудь 30 лет завладевших степью. Этот союз, названный по наиболее сильным торкам, состоял из 24 племен, все названия которых неизвестны. С востока уже наседали половцы, некоторые орды печенегов и торков откочевали к южной границе Руси и осели на Правобережье, по реке Роси, перейдя на службу русским князьям. В середине XII века они образуют вассальный киевскому князю союз Черных Клобуков.

Интересны сохранившиеся письменные свидетельства, характеризующие облик печенегов. По сообщению арабского путешественника Х века Ахмеда ибн-Фадлана, все они – темноволосые брюнеты, бреют бороды. На основе археологических данных и анализа каменных скульптур («баб»), оставленных кочевниками IX-XIII веков в нашей степи, делаются попытки более или менее правдоподобной реконструкции их внешнего вида: одежды, вооружения, украшений (см. рис. 5.2).

Язык печенегов родственен болгарскому и относится к тюркским языкам (речь о языке кочевников-праболгар, основавших в VII веке Дунайскую Болгарию, а современный болгарский относится к славянской языковой группе). По мнению П.В. Голубовского [1], на Руси знание печенежского языка не было редкостью, что и подтверждается известием Лаврентьевской летописи об «отроке», бродившем в 968 году, при осаде Киева, по их лагерю, будто-бы в поисках пропавшего коня. Знали этот язык и многие «корсуняне», жители византийской колонии Херсон (Херсонес) в Крыму, через которых Константинополь поддерживал связь с печенегами.

Рис. 5.2. Реконструкции внешнего облика степных кочевников, соседей Руси в IX-XIII веках.

Оригинальным археологическим свидетельством торговых связей византийского Крыма с Северным Приазовьем в печенежский период являются остатки средневекового торгового корабля с грузом, датированного по радиоуглеродному методу 970-1050 годами, обнаруженные в 1987-1988 году на дне Азовского моря у Геническа [25].

Печенежских захоронений обнаружено сравнительно немного, они хоронили покойников под небольшими курганными насыпями в ямах. В захоронениях, как правило, находят части коня (голову, ноги, хвост, шкуру) или его чучело, сбрую и оружие: лук с костяными накладками, стрелы с плоскими двухлопастными наконечниками, копье, изредка – саблю с почти прямым клинком, близкую по форме к салтово-маяцкой культуре. Оригинальны и характерны у печенегов только удила – цельный железный прут с кольцами на концах. В целом захоронения небогатые, ранние трудно отличить от салтовских, но качество металлических изделий в них заметно хуже [26].

В Приазовье захоронения печенегов известны у поселка Сартана, у сел Орловское, Огородное, Запорожец, Куйбышево (Володарского района) [27].

В верховьях реки Гайчур, в группе из трех курганов в трех километрах к северо-востоку от села Новоукраинка, А.Л. Антоновым выявлено и исследовано захоронение средневекового кочевника [28], которое может быть трактовано, как печенежское. Данное впускное погребение № 4 было вскрыто в кургане № 3 в сентябре 1995 года Восточной археологической экспедицией Запорожской областной инспекции по охране памятников истории и культуры (ВАЭ ЗОИОПИК) [29], его схема представлена на рис. 5.3 (позиция 3). Покойный лежал в прямоугольной яме, на кожаной постилке, вытянуто на спине, головой на запад. Справа от него находилась голова лошади и нижние части ее передних и задних ног. Под останками лошадиной головы лежал односоставный трензель (рис. 5.4, поз. 9), состоящий из цельного кованого основного стержня (грызла) с неподвижными кольцами на концах, в которые вставлены подвижные кольца из круглой проволоки. Подобная примитивная конструкция удил считается характерной именно для печенегов [26], что и позволяет рассматривать это погребение, как печенежское. В захоронении были найдены срединная костяная накладка лука (рис. 5.5, поз. 2), железные нож и кольцо (рис. 5.4, поз. 6 и 7), а также кольцо из бронзы с растительным орнаментом (рис. 5.4, поз. 8) [29].

В насыпи кургана № 3, содержавшего рассматриваемое кочевое погребение, найдены останки конечностей и головы лошади, кострище, в центре которого находились необожженная лопатка и другие кости крупного животного (быка?) [29]. Все эти находки в насыпи С.П. Шевчук характеризует в своей книге [28] как следы поминальной тризны или освящения места.

Рис. 5.3. Схемы средневековых кочевых погребений из окрестностей Розовки (X–XIII вв.)
1 – погребение № 4 из кургана № 1 у Каменных Могил [30];
2 – погребение № 1 из кургана № 2 у Вишневатого [29];
3 – погребение № 4 из кургана № 3 у Новоукраинки [29].

Предположительно, к печенежским памятникам в наших краях относится часть «каменных баб», примитивных и сильно стилизованных скульптур из камня, которые до последнего времени приписывались исключительно половцам. Эту точку зрения высказала Л.С. Гераськова [31], которая выделает среди «баб» наиболее примитивные изваяния, представляющие собой частичные изображения человека, и считает последние плодами труда печенегов, и, частично, торков [28]. Сообщается, что печенежская скульптура является лишь стелой, обработанной только с «лицевой» стороны, изображающая мужчину (реже, женщину) без головного убора, на лице — «Т» - образный нос, брови и не всегда обозначенные глаза [27]. В Северном Приазовье «каменные бабы», предположительно относимые к печенежским, обнаружены: из песчаника - в селах Ялта и Гусельщиково, гранитные - в поселках Мангуш, Октябрьское [27].

По мнению краеведа С.П. Шевчука, именно такая древнетюркская (скорее всего, печенежская) скульптура была найдена в кургане № 1 у заповедника «Каменные Могилы» Восточным отрядом археологической экспедиции Запорожского краеведческого музея на землях КСП «Придонецкое» [28]. В этом энеолитическом кургане, в июле-августе 1994 года, было обследовано (в числе прочих) разрушенное и ограбленное еще в древности впускное раннетюркское погребение № 4 [30], схема его приведена на рис. 5.3 (позиция 1). На глубине 0,2 метра, в корытообразной яме, наклонно, «головой» вниз, лежала гранитная каменная статуя. Вокруг скульптуры на глубине около 0,3 метра залегали несколько небольших камней, составлявших некогда ее крепиду (основание). Статуя имеет размеры 1,48 х 0,43 х 0,39 метра, проработана только ее верхняя часть: рельефом прорисованы контур лица и соединенные на груди руки. Скульптура хранится сейчас в собрании статуй (лапидарии) на Каменных Могилах [30].

Более подробно о «каменных бабах» и их принадлежности поговорим ниже, рассматривая половецкие памятники в наших местах. Следует лишь отметить здесь, что к информации о месте установки таких скульптур (кроме случаев их обнаружения при раскопках) надо относиться очень осторожно: за долгие века их неоднократно перемещали, и «бабы» могут сейчас стоять совсем не там, где их установили кочевники в древности.

Памятниками торков в Северном Приазовье являются их курганные захоронения. Для погребений торков характерны следующие признаки: костяк лошади расположен в захоронении над человеком, в погребении присутствуют разные деревянные конструкции (колода, гроб и т. д.), растительная подстилка. В отличие от печенегов, среди погребений торков есть женские и детские захоронения, нет кенотафов, голова коня уложена не рядом с человеком, а на приступке или над ним в засыпи могилы на середине глубины, сами ямы глубже. В тех случаях, когда конь в погребении отсутствует, в яме имеются заплечики для сооружения перекрытия. В могилу клали характерные украшения торческого этнографического костюма, а также детали снаряжения коня [32].

Погребение поздних кочевников, которое с высокой долей уверенности можно считать торческим, было исследовано экспедицией ДонГУ у села Каменка. Захоронение было парным (мужчина и женщина) и произведено в кургане с каменным закладом по центру. Среди сопроводительного инвентаря женщины находилась бронзовая пластина, обшитая кожей с четырьмя привесками (в виде листиков, трапеций) из лазурита (XI в.), перемежающиеся веточками кораллов, а по краям пришиты две перламутровые бабочки. У пояса лежало бронзовое зеркало с крестовидным орнаментом. У ног женщины стоял гончарный горшочек [32]. Эти привески-амулеты из лазурита, представленные на рис. 5.4 (позиция 12), хранятся в настоящее время в Мариупольском краеведческом музее [33]. Украшения из ляпис-лазурита некоторые исследователи считают этнографической чертой именно гузов [32].

Непосредственно на территории Розовского района мы пока не имеем возможности указать позднекочевые памятники, которые можно было бы безоговорочно считать торческими, но пребывание торков в наших местах сомнений не вызывает.

5.2. Половцы, Черные Клобуки, бродники.

Следующей волной кочевой стихии, накатившейся, как обычно, с востока, стали в нашей степи половцы. Русские летописи впервые говорят об их появлении под 1055 годом [3]: «В том же году приходил Болуш с половцами, и заключил мир с ними Всеволод, и возвратились половцы назад, откуда пришли». Хронисты Запада и Византии называли их куманами (команами), восточные авторы – кипчаками, шары-кипчаками (желтыми кипчаками). Русское название «половцы», т.е. «половые», так же означает светло-желтые (от «половы» - соломы, мякины, отвеянной лузги) [16]. Поэтому некоторые историки предполагают, что часть половцев была голубоглазыми блондинами с золотистыми волосами, но постепенно они растворились в основной массе половецкого населения монголоидного типа, кареглазого и черноволосого.

Отношения половцев с Русью простыми не назовешь, бывало всякое: кочевые набеги на русские города и походы князей на половецкие «вежи», мирные договора и интенсивная торговля, убийство послов, грабеж и захват «полона» из мирного населения, династические браки по расчету и самовольное бегство в степь овдовевшей черниговской княгини, чтобы стать женой половецкого хана Башкорда (это уже никак на династический расчет непохоже!) Обычны половчанки - жены, слуги и «мамки» - кормилицы в русских теремах, как и русские жены и служанки из «полона» в половецких шатрах. Следствием этого было огромное распространение русско-половецкого двуязычия как у знати, так и у простонародья, взаимное обогащение языков.

Начнем с военного противостояния между Половецким Полем и Русью, как важнейшей компоненты отношений. Насколько смертельным, бескомпромиссным, постоянным и невыносимо тяжелым оно было? Чем были русские походы в степь? Действенной мерой против половецких набегов, или возможностью для князей и дружины показать молодецкую удаль? Двигало ли ими рвение к вере Христовой в борьбе с «погаными» (язычниками), или преобладало стремление поправить свои земные дела грабежом и захватом «полона»? Единства в ответах на эти вопросы не было в рядах историков «от века осьмнадцатого», нет его и в наши дни.

Вот краткая хроника русско-половецких отношений до битвы на Калке (1223 год), построенная, в основном, на сообщениях летописей.

Как уже говорилось выше, при первом появлении половцев Всеволод, сын Ярослава Мудрого, княживший в Переяславе, заключил с ними мир, но мир этот оказался недолгим. Уже под 1060 годом летопись говорит о попытке половецкого набега на черниговские земли, Зимой 1060/1061 года состоялся новый набег, пострадало Переяславское княжество: «Впервые пришли половцы войною на Русскую землю; Всеволод же вышел против них месяца февраля во 2-й день. И в битве победили Всеволода и, повоевав землю, ушли. То было первое зло от поганых и безбожных врагов. Был же князь их Искал (Сокал)» [4].

Все эти набеги начинаются на юго-восточных границах Руси, на Левобережье, поэтому связывают их с половецкими формированиями, кочевавшими в бассейне Дона и Северского Донца [16]. Новгородская первая летопись говорит о пленении Святославом в 1068 году хана Шарукана, предводителя донецких половцев [34].

В 1078 году летопись впервые упоминает о том, как один из удельных князей в междоусобной борьбе привел половцев на Русь. Это Олег, сын Святослава, бежавший от Всеволода в Тмуторокань (на Тамани): «привели Олег и Борис поганых на Русскую землю и пошли на Всеволода с половцами». Далее этот невеселый сюжет половецкого вмешательства в княжеские распри будет повторяться вновь и вновь.

Князья начинают использовать половцев, и как союзников в походах за пределы Руси: «В лето 6600 (1092). … В тот же год ходили войною половцы на поляков с Васильком Ростиславичем» [4].

Побуждаемые половецкой опасностью, князья собираются в 1097 году на совет в Любече, пытаясь положить конец междоусобицам. Распределив по общему согласию княжения, они «…на том целовали крест: «Если отныне кто на кого пойдет, против того будем мы все и крест честной». Сказали все: «Да будет против того крест честной и вся земля Русская» [4]. Святые слова, но они так и остались только словами…

Междоусобица вспыхнула с новой силой, в борьбу оказались втянуты поляки, венгры и половцы во главе с ханом Боняком. Венгры выступили на стороне Святополка, а половцы, возглавляемые Боняком, в том числе и половецкий «воевода» Алтунопа, были союзниками Давыда Игоревича. Накануне сражения у Перемышля, ночью перед битвой с венграми, Боняк гадает: он воет по-волчьи и, когда волк «отвыся» (ответил) ему, предсказывает победу, которая и была одержана на следующий день. Это одно из немногих летописных известий, позволяющих судить о верованиях половцев, к которым обратимся ниже.

Рис. 5.4. Изделия средневековых кочевников из металла и камня (окрестности Розовки, X–XIII вв.)
1–5, 10, 13 – из погребения № 1 кургана № 2 у Вишневатого [29].
6–9 – из погребения № 4 кургана № 3 у Новоукраинки [29].
11 – из Гранитного Тельмановского района [33]. 12 – из Мариуполя [33].
Железо: 1–наконечник дротика, 2–3 –ножи, 4–пряжка, 5–обойма, 6–нож,
7–кольцо, 9–трензель. Бронза: 8–кольцо,10–фрагмент обоймы,
11–медальон–амулет с изображением Георгия Победоносца.
Камень:12–амулеты–подвески из лазурита, 13–кресало из кремня.

В 1103 году Святополк и Владимир Мономах, на совете в Долобске, приняли решение о весеннем походе в степь на половцев. Время похода было выбрано очень удачно, весной половцы и их стада, как правило, обессилены после голодной зимы, привязаны к месту отелом скота. Собравшись у Переяславля, объединенные дружины «поидоша на конихъ и въ лодьяхъ, и придоша ниже порогъ и сташа въ протолчехъ и въ Хортичимъ острове» [4]. Здесь остров Хортица впервые назван нынешним именем (ранее, в византийских источниках, – остров Св. Григория). Протолочи – широкая правобережная долина Днепра у Хортицы и порогов, где часто зимовали половцы [16].

Соединившись на левом берегу Днепра ниже порогов, русские пешие и конные дружины четыре дня шли степью на юг, к реке Сутень (Молочной). Здесь, недалеко от побережья Азовского моря, находились весенние пастбища половцев. В кочевом стане не было единогласия: старый и опытный Урусоба, хан лукоморских половцев, предлагал договориться с русскими о мире, но молодежь рвалась в бой.

Битва состоялась 4 апреля 1103 года, наиболее вероятно – в урочище Резаном, у нынешнего села Жовтневое, в 6 километрах к северо-западу от Токмака [35] (точные даты здесь, и далее в главе – по Ипатьевской летописи, без поправок на стиль). Ее исход предрешили успешные действия русской «сторожи». Она своевременно обнаружила половецкую разведку во главе с храбрым и опытным Алтунопой, и истребила ее целиком. В результате гигантские массы половцев, двигавшиеся огромным фронтом, как казалось русским, подобно лесу («акь борове»), к моменту столкновения оказались застигнуты врасплох, не перестроившись своевременно в боевой порядок, и побежали вспять еще до столкновения [36]. Разгром половцев оказался полным, погибли 20 кочевых «князей», в том числе и Урусоба. Захваченный в плен хан Белдюзь был казнен Владимиром Мономахом за клятвопреступление: «Ибо сколько раз, дав клятву, вы все-таки воевали Русскую землю?» [4].

Лукоморское объединение половцев, кочевавшее в низовьях Днепра и в северо-западном Приазовье, и днепровское объединение (область порогов и среднее течение Днепра) в результате этого похода были разгромлены и рассеяны. Следует отметить, что через эти области проходили два важнейших торговых маршрута: Греческий и Солоный пути, игравшие большую роль в русской торговле. Оба маршрута пролегали из Руси на юг, по Днепру, в низовьях которого расходились: Греческий путь продолжался морем до Царьграда (Константинополя), Солоный уходил степью в Крым или к соленым лиманам и озерам северо-западного побережья Азовского моря.

После похода на Молочную остались в неприкосновенности два достаточно сплоченных половецких объединения: на Правобережье, во главе с ханом Боняком, и на Левобережье, в бассейне Дона и Северского Донца, во главе с Шаруканом.

Битва 1103 года состоялась почти в 100 километрах к западу от Розовки, поэтому ожидать каких-либо ее материальных следов на территории нынешнего Розовского района, скорее всего, не приходится.

Донецкое объединение половцев, наседавшее на юго-восточные границы Киевской Руси, превращалось в проблему, которую можно было радикально решить только мечем. Через кочевья Шарукана проходил важнейший торговый маршрут – Залозный путь. Он шел от Киева к Переяславу, а затем уходил на юго-восток по водоразделам бассейнов Днепра и Северского Донца, пресекал Дон в низовьях, откуда открывался путь на Тамань (к Тмуторокани), на Северный Кавказ и в Закавказье.

В 1109 году была проведена успешная «разведка боем», зимний поход Дмитрия Иворовича, боярина Мономаха, состоявшийся «месяца декабря во 2-й день». Весенний поход 1111 года, в котором участвовали князья Святополк, Владимир и Давид с сыновьями, начался рано, еще по зимнему пути. Быстрота и внезапность были главными предпосылками успеха, дружины быстро продвигались к югу. Тронувшись в путь в воскресенье, в пятницу войска уже были на пограничной Суле, а в субботу достигли реки Хорол, где «сани побросали». Через Псел и Ворсклу вышли на средний Донец, «к городу Шаруканю», но битвы здесь не было, дело обошлось миром: «… поехали они к городу вечером, и в воскресенье вышли горожане из города к князьям русским с поклоном, и вынесли рыбы и вино» [4]. Судя по названию, город был личным владением (доменом) хана Шарукана. По мнению С.А. Плетневой [16], жители города были земледельцами-асами (ясами, аланами) и, скорее всего, христианами.

В 1116 году говорится о двухдневной битве половцев с торками и печенегами где-то на Дону. Вследствие поражения, побежденные торки и печенеги переселились на русское пограничье. Буквально следом, в 1117 году, на Русь переселяются «беловежцы», русское население Белой Вежи (Саркела), поселенное там еще Святославом, о чем мы уже упоминали. По С.А. Плетневой [16], именно тогда перестали функционировать кладбище и кочевничий могильник этого города.

Донскому объединению половцев был нанесен сильнейший удар, кочевья Сырчана, сына Шарукана, переместились из лесостепи к югу, на правые притоки Северского Донца (Тор, Сухой Торец). Его брат Атрак (Отрок) откочевал в степи Северного Кавказа и вернулся в донецкие степи лишь после смерти Владимира Мономаха. Великий князь стал настоящей грозой для кочевой степи, половцы пугали им детей. Властной и тяжкой была рука «благоверного и христолюбивого» князя.

Под 1159 годом в Ипатьевской летописи читаем интересное известие о приходе под Белгород половецкого хана Башкорда, отчима Мстислава Владимировича, «… бе бо мти его бежала в Половци и шла за нь…» [37] (мать его (т.е., Мстислава) бежала к половцам и вышла замуж за него (хана Башкорда). Романтического поступка ни на Руси, ни в Степи не оценили. Этот случай так и остался уникальным, русские князья никогда не отдавали дочерей замуж за половцев.

Новый поход вглубь Половецкой Степи был организован в 1170 году. Уже 2 марта объединенные дружины двинулись из Киева (скорее всего, Левобережьем), но половцы были предупреждены о походе и бежали, оставив вежи со скотом и семьями. Часть кочевий была захвачена у реки Орели, часть - южнее, у Снепорода (Самары). Половецкое войско удалось настигнуть и разгромить у Черного леса, недалеко от впадения Оскола в Донец [16], почти у владений донецких половцев. Целью похода князей, как видно, была приднепровская орда.

Рис. 5.5. Изделия средневековых кочевников из кости (окрестности Розовки, (X–XIII вв.) [29].
1, 3, 4 – из погребения № 1 кургана № 2 у Вишневатого.
2 – из погребения № 4 кургана № 3 у Новоукраинки.
1, 2–накладки лука, 3–рукоять ножа, 4–кольца–застежки.

В 1183 году новгород-северский князь Игорь Святославич отказался выступить против Кончака, двинувшегося в очередной набег. Набег не удался (узнав о встречном движении русского войска, половцы повернули обратно), но Игорь своим отказом испортил отношения с переяславским князем Владимиром Глебовичем: «Володимерь же розгневався …. идя на Северьские городы и взя в них много добытокъ» [37].

Весной 1184 года на Русь двинулся хан Кончак, для маскировки затеяв фальшивые мирные переговоры с черниговским князем Ярославом. Его брат, великий князь Святослав Всеволодович, не поверил в половецкое миролюбие и выступил навстречу Кончаку. От купцов, пришедших с юга Залозным путем, стало известно, что Кончак уже стоит на Хороле [1]. Характерная деталь: даже в набеге половцы беспрепятственно (скорее всего, за пошлину) пропустили купцов. Война – войной, а торговля – «по расписанию»! Внезапный удар привел к полному разгрому половцев и захвату огромной добычи. Кончак едва спасся, посланные за ним в погоню вассальные торки вернулись ни с чем: начиналась весенняя распутица, в степи за Хоролом таяли снега.

Кардинально устранить опасность со стороны донецкого объединения половцев можно было только глубоким рейдом в степь и ударом по вежам Кончака на Донце. Весной 1185 года боярин киевского князя Роман Нездилович с берендеями провел «разведку боем»: небольшой набег на донецкие кочевья.

В конце апреле 1185 года новгород-северский князь Игорь Святославович с братом Всеволодом Трубчевским и сыном Владимиром отправляются в поход на половцев, перипетии которого составили сюжет знаменитого «Слова о полку Игореве». Сил было собрано явно недостаточно, чтобы двинуться вглубь владений Кончака, зимовавшего на реке Тор. Пройдя степью около 200 километров по маршруту, совпадавшему с так называемым Изюмским шляхом, Игорь вышел к реке Сальнице (в окрестностях современного Изюма) [16]. Здесь, после перехода Донца, был захвачен половецкий «язык», который указал путь к богатым «вежам», оставшимся без охраны, что уже весьма напоминало ловушку. После долгого марша и символического боя была захвачена богатейшая добыча: золото, дорогое оружие, «аксамиты», «узорочье половецкое», «красные девы половецкие». Все это произошло в пятницу, ночью интенсивно праздновали победу, а утром обнаружили себя в половецком окружении. Вражеские полки включали не только воинов Кончака, сюда пришли полки Гзака, Токсобиевичей, Бурчевичей. Окруженные на рассвете в субботу (11 мая) половцами, русские, отбиваясь от врагов, непрерывно продвигались к Северскому Донцу в течение всего дня, наступившей затем ночи и утра 12 мая, пока не потерпели поражение на реке Каяле. Каяла – какой-то из правых притоков Северского Донца южнее Изюма, возможно – речка Каменка [38]. Твердо установлено одно: наши Кальмиус и Кальчик никакого отношения к той Каяле не имеют, события знаменитого похода развивались много севернее земель Розовского и Володарского районов. Аргументы в пользу такого утверждения, изложенные в работе К.В. Кудряшова [39] по географии Половецкого поля еще в 1948 году, остаются неопровержимыми и актуальными и сегодня.

Разгром русской рати был полным, раненый Игорь с сыном оказались в плену у Кончака (впрочем, похоже, не слишком обременительном). Через год князь бежал на Русь, а его сын Владимир вернулся из плена в 1187 году с молодой женой (дочерью Кончака) и ребенком.

Вот и все события не очень значительного и, главное, неудачного похода новгород-северского князя. Из такого неблагодарного материала неведомый (да простит меня академик Б.А. Рыбаков) автор «Слова о полку Игореве» сумел построить блестящее поэтическое здание, вложив в «умы русские» и осуждение пагубных княжеских усобиц, и призыв к единению Руси, к защите Отечества! Надо только постоянно помнить, что «Слово…» - художественное произведение, и неправомерно требовать от его автора фотографической точности в описании событий. Не ждем же мы от известных романов А. Дюма точного изложения истории Франции первой половины XVII века!

Суровой и многоснежной зимой 1187 года русские князья совершили поход по льду Днепра на приднепровских половцев, «сторожа» которых была захвачена возле устья Самары, а само зимовье Бурчевичей располагалось у Голубого леса, где река Волчья впадает в Самару [39] (в 10-15 километрах к северо-западу от современного Павлограда).

В начале января 1203 года Рюрик Ростиславович и Ольговичи привели на Русь половцев. Последовало взятие Киева, ограбление Софийского собора, Десятинной церкви, монастырей, захват половцами киевлян. Через две недели Рюрика изгнал из Киева Роман Мстиславович, продолжилась бесконечная чехарда на киевском столе. С 1201 по 1223 год сменилось 18 великих князей, многие княжили менее года, по несколько месяцев, а то и дней! В начале XIII века Рюрик Ростиславович занимал великий стол 9 раз, Ингвар Ярославович – 4 раза, многие князья - по 2 раза.

Половцы активно «пособляют» в усобицах то одному, то другому князю. В походе Рюрика на Галич в 1202 году участвуют ханы Самогур Сутоевич и Котян (предводитель половцев на Правобережье). Позднее хан Котян выдаст дочь за великого князя Мстислава Романовича, павшего в битве на Калке. Традиция русско-половецких браков продолжилась, в 1205 году Ярослав Всеволодович из Суздаля женился на дочери Юрия Кончаковича, хана донецких половцев [1].

Своим чередом шли и набеги: в 1210 году половцы пришли к Переяславлю, сожгли села, захватили «полон» [1]. В своих усобицах князья приводили на Русь степняков в 1217, 1219, 1226, 1228 годах… Не обошлось без степных союзников (на сей раз, бродников, о них речь подробно пойдет ниже) в кровопролитной битве на реке Липице, у Юрьева- Польского, где столкнулись в 1216 году внуки Юрия Долгорукого и объединенное войско Мстислава Мстиславовича Удатного (Удачливого), княжившего тогда в Новгороде.

А между тем, надвигались великие события, в 1204 году западные крестоносцы захватили Константинополь. Но главная грозовая туча поднималась на востоке: в 1219-1221 годах монгольские орды Чингисхана уже громили в Средней Азии державу хорезм-шаха Мухаммеда.

Вот мы и рассмотрели все перипетии русско-половецких отношений почти за 180 лет.

Подводя итоги этим отношениям, А.Л. Никитин [40] сводит их к следующим пунктам: 1) приходы половцев с предложением «вечного мира», 2) браки между половцами и русскими князьями, 3) участие половцев в княжеских усобицах в качестве союзников, 4) походы русских князей на половцев, 5) ответные набеги и 6) спонтанные нападения половцев на Русь.

С предложением мира половцы приходили 15 раз, летописи сохранили известия более чем о полутора десятках русско-половецких браков. К концу XII века почти все русские князья были половецкими родственниками: сыновьями, внуками и мужьями половчанок. У героя «Слова о полку Игорове», князя Игоря Святославовича, половчанками были мать, бабка по отцу и невестка (жена его сына Владимира).

Более 30 раз в междоусобной борьбе князья приводили на Русь свою степную родню. Зафиксировано около 20 походов русских дружин на половцев и 13 самостоятельных (без приглашения князей) половецких набегов, часть из которых была ответом на русский поход в степь. Отдельным яблоком раздора были вассальные Руси «черные клобуки».

В целом, противостояние нельзя назвать смертельным: стороны не стремились (да и не могли!) уничтожить друг друга «под корень» и завоевать чужую землю. Половцев русские леса не интересовали, но от богатых лесостепных пастбищ в Поросье, на переяславском и черниговском пограничье, они бы не отказались. Русские не стремились завоевать степь, им нужно было сохранить свободными торговые пути на юг и юго-восток, при возможности, закрепиться в отдельных важных районах, вроде Тмуторокани, но из плодородной лесостепи они старались половцев вытеснить.

Была ли эта постоянная борьба тяжелым бременем? Да, безусловно! Для русских селений набег весной и летом – это погибший урожай и голод зимой, усугубленный угоном скота. Прибавьте к этому сгоревшие избы и уничтожение орудий ремесла, массовый захват «полона», пополнявшего ряды невольников не только в половецких кочевьях, но и в странах Средиземноморья и Востока. И невозможно принять, как весомый аргумент против тяжести половецких набегов, установленный историками факт [41], что нападениям половцев подвергалось не более 1/15 доли всей территории тогдашней Руси. Именно эта 1/15 часть, прилегающая к ее южной границе, и была самой населенной, плодородной и богатой землей!

Не меньшим бедствием для половцев был русский поход в степь в конце зимы или рано весной, когда население и скот измучены зимней бескормицей, и кони напоминают ходячие скелеты. Невозможно ни дать отпор, ни откочевать, особенно если начинается массовый отел стад. Захват и угон скота подрывал самые основы кочевого хозяйства, обрекал на голод и нищету большинство степного населения. Уделом половца становилась рыбная ловля да жалкое примитивное земледелие, дававшее горсть проса. Многих спасала «суана» - выпас скота своих более богатых сородичей за половину приплода [16], и грела надежда поправить дела ответным летним набегом на русские селения.

Невозможно согласиться с мнением П.В. Голубовского [1], смотревшего на русские походы в степь, как на разновидность некоего рыцарского турнира для князей и дружин, позволяющего показать удаль и молодечество, но ничего не дающего для защиты от половецких набегов. После донских походов Мономаха целая половецкая орда Атрака, сына Шарукана, откочевала на Северный Кавказ, половцы буквально отхлынули от юго-восточных границ Переяславского и Черниговского княжеств, давление Степи на Русь ослабло на целые десятилетия.

Для знати (и русской, и половецкой) противостояние действительно несколько напоминало турнир, даже при самом жестоком поражении именитым пленникам не грозила гибель: их неизменно отпускали за выкуп. Казнь знатного пленника – случай редкий, из ряда вон выходящий, о нем особо считает необходимым упомянуть летописец! Поэтому настоящим шоком и для русской, и для половецкой аристократии стали первые столкновения с монголами, безжалостно, «под корень» уничтожавшими плененную знать, чтобы занять ее место в степной иерархии. Впрочем, факт повсеместного уничтожения половецкой аристократии монголо-татарскими завоевателями в ходе нашествия в последние годы все чаще (и обоснованно, на наш взгляд) ставится под сомнение. А ведь о гибели половецкой «верхушки» в первой половине XIII века от монгольского меча неоднократно писали в своих работах С.А. Плетнева [16, 42] и Л.С. Гераськова [31], обосновывая ею тезис о быстром прекращении изготовления «каменных баб» и стремительном затухании культа предков-героев в половецкой среде сразу после монгольского нашествия.

Простые русские дружинники и «пешцы», набранные из городских низов, как и большинство половцев, на выкуп рассчитывать не могли. В случае поражения, если они не успевали «сделать ноги» с поля битвы, их ждала гибель или плен и рабство. Но и после смерти равенства не было, хоронили, как правило, только знать. Остальных же павших, аккуратно собрав с поля битвы оружие и воинское снаряжение, которые тогда стояли дорого, обычно предоставляли заботам волков, лис, хищных птиц и воронья. Такова была страшная проза средневековой войны…

Патриотические мотивы в княжеской борьбе с Половецким полем безусловно были, но часто они сочетались с поиском военной добычи, обычным грабежом, захватом скота и угоном пленных. Кроме славы и рыцарской чести дружины обретали в степных походах и вполне материальные «дивиденды». Что же касается жестокости и вероломства, то русские князья половецким ханам не уступали, но далеко всем им было в подобных делах до «просвещенной и цивилизованной» Византии!

После работ Л.Н. Гумилева стало хорошим тоном изображать взаимоотношения Руси со Степью, как некий благотворный симбиоз (сосуществование, приносящее обоюдную пользу). Трудно с этим согласиться, шла жесткая, временами жестокая борьба, лишь к началу XIII века она стала затухать, а связи Руси с половцами: кровнородственные, торговые и культурные все более крепли. Кто знает, может со временем и влились бы половецкие объединения в русскую государственность, если бы не смела все в первой половине XIII века монгольская лавина.

Рассмотрев все описанные в летописях походы русских дружин в Половецкую степь, можно утверждать, что ни разу, до битвы на Калке, их маршрут не пересек территорию нынешнего Розовского района.

Взаимоотношения половцев с византийскими торговыми городами в Крыму имеют давнюю историю, они начались не позднее конца XI века, когда кипчаки пришли на полуостров. Половцы совсем не стремились захватить, сжечь и разграбить Корсунь (Херсонес) или Сурож (Судак), они завязывали торговые контакты. Подкочевав к городским стенам, половцы на продажу предлагали скот, кожи и рабов, покупая предметы роскоши, изделия ремесленников, вино. Уже в 1178 году торговцы из итальянского города Генуя, потеснив выходцев из Венеции, добились от византийского императора Мануила I Комнина подтверждения свободы их торговли по Черному морю и на северных его берегах [1]. Так оборотистые и предприимчивые генуэзцы заложили основы своей торговли с Крымом и Северным Причерноморьем, которая процветала до последней четверти XV века.

Как же жили половцы в нашей степи? Общепризнанным является утверждение, что сразу после прихода в степи между Дунаем и Волгой они находились на стадии круглогодичного, так называемого «таборного» кочевания [43], для которого характерно отсутствие постоянных кочевых маршрутов, захват все новых пастбищ, пока на пути не встретится природный рубеж (вроде границы леса) или вооруженная сила, способная их остановить. На севере такой силой стала Русь, на юго-западе – Византия. Первыми, по мнению С.А. Плетневой, половцы заняли богатейшие пастбищные угодья на Донце, в нижнем течении Дона и в Северном Приазовье, причем произошло это в 20-е годы XI века [16]. Общественные отношения у половцев того периода лучше всего определяются термином «военная демократия». Все свободные люди, способные по возрасту и здоровью носить оружие (у половцев, по-видимому, и молодые женщины) являются равноправными воинами, вожди выдвигаются за личные заслуги и военные таланты. Армии кочевников на этой стадии огромны, но слабо вооружены, плохо подготовлены в военном отношении и, в столкновении с сильными противниками, часто нестойки. У половцев несколько близкородственных семей объединялись в патриархальную большую семью, несколько больших семей - в курень (кош). При сборах в набег или необходимости обороны курени объединялись в орду. На стадии военной демократии все курени (коши) равноправны.

Этап «таборного» кочевания на Левобережье был пройден половцами довольно быстро, он закончился в 60-е годы XI века. Для более рационального использования богатых травами степей половцы переходят здесь к сезонному кочеванию по более или менее стабильным маршрутам с постоянными зимними и летними пастбищами. В степи начинается выделение знати, имена которой и донесли до нас летописи. К концу XI века оформляются относительно постоянные половецкие объединения (орды, союзы орд) кочевавшие по своим территориям. Четко определить их границы до начала русских походов в степь затруднительно.

Половцы полностью зависели от состояния пастбищ (сено на зиму они не заготавливали), поэтому должны были, как перелетные птицы, кочевать в меридиональном направлении. Весной двигаться с юга на север, вслед за зеленеющей степью, и летовать в северной части своих владений, где степь к концу лета меньше выгорает. С другой стороны, хорошие летние пастбища возможны среди лета и на юге, в долинах небольших рек и по влажным балкам. Зиму логично проводить на юге, где тоньше снежный покров или нет его совсем, как это происходит и сейчас довольно часто на землях Розовского района в течение большей части зимы. Но и здесь возможны исключения. По речным долинам и балкам, где зимой не покрывались снегом высокая сухая трава и камыш, это заготовленное самой природой сено оставалось доступным и в более северных районах, где снежный покров уже достаточно глубок.

Рис. 5.6. География Половецкого поля второй половины XII – начала XIII века (по С.А. Плетневой) [16].
Условные обозначения на карте:
1 - границы государств; 2 – границы княжеств;
3 – северная граница степи; 4 – половецкие объединения в степи;
5 – районы скопления каменных статуй («баб»); 6 – половецкие города и ставки;
7 – русские города.
Цифры на карте:
1 – Киев; 2 – Чернигов; 3 – Переяславль; 4 – Новгород – Северский;
5 – Белая Вежа (Саркел); 6 – Корсунь (Херсонес); 7 – Сурож (Судак);
8 – Корчев (Самкерц); 9 – Тмуторокань (Тамарха);
10 – донецкие городки половцев (Шарукань, Сугров, Балин).

Распределение половецких орд на Левобережье более или менее точно определяется по летописным известиям после походов в степь Владимира Мономаха в начале XII века. Однако полного согласия в вопросе о расположении орд в Половецкой степи у историков нет, на что справедливо указывает в своей обзорной работе Е.А. Арманчук [44].

По С.А. Плетневой (рис. 5.6), бассейн Северского Донца и нижнего Дона занимало объединение донских половцев, зимовавших на побережье Азовского моря [16]. Здесь главенствовал род хана Шарукана (упоминается в летописях с 1068 по 1107 год), включавший его сыновей Атрака и Сырчана, брата Шарукана – Сугра, сыновей Атрака Кончака (упоминается с 1172 по 1201 год) и Елтута, сына Кончака Юрия, убитого в столкновениях с монголами [45].

В низовьях Днепра южнее порогов и в западной части Северного Приазовья, включая бассейн реки Молочной, историки выделяют еще одно половецкое объединение – лукоморское (см. рис. 5.6). Место зимовки этого объединения известно из летописи, это – Протолочи – широкая правобережная долина Днепра у Хортицы и порогов. Ранней весной Мономах застает лукоморцев в верховьях реки Молочной, близ современного Токмака. Скорее всего, летние пастбища этого объединения находились в местах, именуемых позднее запорожцами Великим Лугом, на Левобережье ниже современного впадения Конки в Днепр, где изобилие воды обеспечивало превосходный выпас, несмотря на общее выгорание степных трав к концу лета. В летописях упоминаются имена лукоморской половецкой знати: хана Урусобы (под 1103 годом), Алтунопы (в 1083 и 1103 годах), Белдюзя, сыновей Урусобы Колдечи и Кобана (под 1190 годом), Тоглия и Акуша (1193 год) [45].

Объединение днепровских половцев С.А. Плетнева (рис. 5.6) помещает в районе Днепровских порогов, в бассейнах рек Орель, Самара и Волчья. Русский зимний поход 1187 года застал их зимовья близ впадения Волчьей в Самару, у современного Павлограда. Днепровское объединение, именуемое также Бурчевичами, Г.А. Федоров-Давыдов в своей книге [45] оставляет под вопросом. Для их летних и весенних пастбищ нарисовать по литературным данным непротиворечивую картину, к сожалению, не получается. Можно предполагать, что весенние пастбища находились у них близ побережья Азовского моря, между реками Берда и Кальмиус, т.е. на землях нынешнего Розовского района, между приазовскими весенними пастбищами лукоморцев и донских половцев. Летние пастбища можно связать с левыми притоками Волчьей, в том числе с Сухими и Мокрыми Ялами, которые начинаются в ближайших окрестностях Розовки. Аргументом здесь может служить то, что в современном крымско-татарском языке, ближайшем живом родственнике половецкого, «яйла» (yayla) – летнее пастбище, в Крыму чаще всего горное [46], от тюркского корня yay – «лето» [47]. О связи орды Бурчевичей с речкой Волчьей также свидетельствует лингвистика, в крымско-татарском языке boru – «волк» [46] (т.е., Бурчевичи – «волки», потомки волков). Вспомним, как знаменитый хан приднепровских половцев Боняк, накануне битвы с венграми в 1097 году, гадает о ее исходе, волчьим воем призывая серых хищников - своих родовых покровителей. Летописи упоминают и других знатных половцев днепровского объединения: Осолука с Изаем (под 1193 годом), хан Кобяка (под 1170, 1183 и 1186 годом) и его сына Даниила [45].

Существуют и другие взгляды на принадлежность кочевого населения между Бердой и Кальмиусом. М.В. Ельников, например, пишет, что степи восточнее реки Молочной занимало в Северном Приазовье объединение приморских (приазовских) половцев [48].

На основании анализа распределения половецких изваяний, Л.С. Гераськова считает, что половецких объединений было всего два: приднепровское и донецкое, и сопоставляет эти объединения с Черной и Белой Куманиями по Идриси [49].

Кроме уже названных половецких объединений, летописи говорят о «диких половцах», не входящих ни в одно из известных объединений. Наиболее распространена точка зрения, что это остатки орд, разбитых в результате русских походов в степь в начале XII века, и состояли «дикие половцы» из аилов (кошей), не связанных родством [16]. Вассалами киевских князей они никогда не были, на землях Руси не селились. Кочевали вблизи русских границ и участвовали в княжеских усобицах, чаще всего на стороне черниговских Ольговичей. Одним из предводителей «диких половцев» был Севенч, сын Боняка, кочевавший у южных границ Переяславского княжества.

Настоящими вассалами киевского князя были «Черные Клобуки», кочевое объединение, поселенное по южным границам Руси, как щит от Степи, и состоявшее, в основном, из печенегов, торков и берендеев. На Правобережье, по левому берегу Роси, Черные Клобуки селились компактно (один из их городов, Торческ, упомянут уже под 1093 годом), на переяславских и черниговских границах печенеги и торки жили вперемежку с русским населением. Летописец называет их без затей: «свои «поганые», т.е. язычники. В конце XII века черные клобуки имели своего князя, сидевшего в Торческе, и тесно связанного с киевским столом (в 90-е годы – это был Ростислав Рюрикович, сын половчанки, дочери хана Беглюка). Черные клобуки были верными вассалами киевского князя и в усобицах, и в столкновениях с половцами, принимали они участие и в битве на Калке в 1223 году. Раскопки в Поросье, проводимые с конца XIX века, дали богатейший археологический материал по этому своеобразному кочевому объединению, обобщенный в известной работе С.А. Плетневой «Древности Черных Клобуков» [50].

Еще одной категорией населения в домонгольском Половецком поле были бродники. Со времен В.Н. Татищева принято считать их русскими беглецами в степь и христианами, жившими в кочевом окружении. На этом основании в них видят, предположительно, предшественников казачества. С.А. Плетнева отводит бродникам в своей книге «Половцы» (1990) всего одну страницу, но, в настоящее время, о них уже написано много всякого: и научного, и научно-популярного, и просто популярного, от исторической науки весьма далекого. Ни один уважающий себя Интернет-ресурс, посвященный казачеству, не обходится без упоминания о бродниках, происхождение от них всех и всяческих казаков часто подается, как вполне доказанный факт. На страницах некоторых «продвинутых» краеведческих сочинений уже проступает, «сквозь тьму тысячелетий», целое государство бродников в Северном Приазовье, со столицей на месте нынешнего Мариуполя [6]. Авторы поскромнее ограничиваются ссылкой на летописи, сообщающие о бродниках до битвы на Калке (1223 год) под 1146, 1147 и 1216 годом.

Давайте посмотрим, что и как написано о бродниках в Ипатьевской и Лаврентьевской летописях, и много ли можно узнать из этих сообщений. Полистав Лаврентьевскую летопись [51], обнаруживаем, что в ней под 1146 и 1147 годом о бродниках нет ни слова, хотя ход княжеской усобицы после смерти Всеволода, конечно, излагается. Читаем в Ипатьевской летописи под 1146 годом: «Читаем в Ипатьевской летописи под 1146 годом: «Пришедшю же Стославоу в Колтескъ городокъ и тоу присла емоу Гюргии в помочь тысячю Бренидьець дроужины Белозерьское…» [37]. Вот перевод: «Пришел Святослав в городок Колтеск и тут прислал ему Юрий (Долгорукий) тысячу латников Белозерской дружины…» Слово «Бренидьець» в летописи большинство комментаторов трактуют, как «латников, воинов в броне, в латах». Если даже здесь идет речь о бродниках, непонятно, какое отношение они имеют к дружине из городка Белоозера, расположенного севернее Вологды, более чем в тысяче километров от границы степи? В Ипатьевской летописи под 1147 годом находим: «… В то же веремя придоша к нем Бродничи и Половци придоша к немоу мнози оуеве его» [37]. На современном русском языке получается: «В то же время пришли к нему (Святославу) бродники, и половцев пришло к нему много от вуев (дядей по матери) его». Известно, что «вуями» Святослава были половецкие аристократы Тюнрак и Камоса, сыновья Осолука.

Следующее известие о бродниках относится к событиям 1216 года. На реке Липице, у Юрьева-Польского, произошла кровопролитная битва между владимиро-суздальской дружиной внуков Долгорукого - Ярослава и Юрия Всеволодовичей с одной стороны, и объединенным войском Мстислава Мстиславовича Удатного (Удачливого) и другого внука Долгорукого - Константина Всеволодовича с другой стороны. В Липицкой битве бродники сражались на стороне Ярослава и Юрия, а главным противником их был Мстислав Удатный, тогда князь новгородский (через семь лет он станет одним из предводителей русской рати в битве на Калке).

Таким образом, до битвы на Калке летописи дают 2 или 3 крайне скупых известия о бродниках, которые выглядят, как некая военная сила (наемная?), привлекаемая, вместе с половцами, к княжеским усобицам. По контексту можно предполагать их локализацию на Левобережье, у границ Переяславского и Черниговского княжеств, возможна связь с определенными знатными половецкими родами (Осолуковичами). Единственным аргументом в пользу принадлежности к славянам является их название, если только это не перевод на русский язык какого-то тюркского термина (о распространенности половецко-русского двуязычия на Руси мы уже говорили).

Еще одно упоминание о бродниках в домонгольский период имеется у византийского хрониста Никиты Хониата, на что обратил внимание еще П.В. Голубовский [22].

Р. А. Рабинович в сборнике, посвященном истории Карпато-Днестровских земель в VI - XIII веках [52], подробно анализирует это сообщение и приходит к ряду интересных выводов. Без пространной цитаты из этой работы, не обойтись: «В историографии со второй половины XIX века, и по настоящее время, единодушно бытует представление о дунайских бродниках, как о вольнице, полукочевом воинственном населении, прообразе казачества. Достоверные известия источников о бродниках дунайских ни разу не упоминают их в военном контексте.

Единственным основанием служит небесспорная интерпретация Ф. Успенским жителей области "Вордоны" как бродников. Никита Хониат в речи по поводу похода византийцев в 1190 году против болгар коснулся событий 1186 года и, говоря о союзниках болгар, потерпевших вместе с ними поражение, сообщил следующее: «...Куманы, народ доселе непорабощенный ... и весьма воинственный и те, что происходят из Вордоны, презирающие смерть, ветвь Тавроскифов (Ταυροσκυθων), народ любезный богу войны, оказавшие помощь балканским варварам...» (Успенский 1879: 35-36).

Часть исследователей согласилась с отождествлением Ф. Успенского, часть считает его гипотетическим или невозможным (Пашуто 1968: 115,203; Батюшков 1892: 35-36; Шушарин 1978: 43) [52]».

Р.А. Рабинович приходит к выводу, что «бродники» достоверно фиксируются в Карпато-Днестровских землях, предположительно в Сиретско-Прутском междуречье, лишь с 1222 года, а вопрос об их этнической принадлежности нельзя считать решенным. Связь между бродниками Подонья и Карпато-Поднестровья не очевидна и едва намечается. Данных о полукочевом воинском образе жизни карпато-днестровских бродников нет, связь их с казачеством ничем не подтверждена и носит чисто умозрительный характер.

Подводя итог всему, написанному выше о бродниках, можно достоверно утверждать, что это была оседлая составляющая населения Половецкого поля, состоящая, скорее всего, из аланов-асов и славян [53]. Какая-то их часть была христианами. Бродники находились под покровительством половецких объединений, зависели от кочевников и занимали в степной иерархии самые низкие ступени [53].

Какие имеются археологические следы бродников домонгольского периода? С.А. Плетнева [16] говорит в этой связи об остатках кратковременных небольших поселков на Верхнем Дону (Воронежская область) с типичной древнерусской керамикой XII века, а также о следах поселений на Нижнем Днепре, сопровождающихся обширными христианскими кладбищами и аналогичной керамикой.

К анализу сообщений о бродниках, относящихся к битве на Калке, обратимся в следующей главе.

Выше мы много говорили о русско-половецком военном противостоянии, поэтому целесообразно кратко рассмотреть структуру, тактику и вооружение половецкого войска.

Половецкое войско было конным, причем в нем выделялись легковооруженные всадники (лучники, «стрелки» по летописи) и тяжеловооруженная конница. Если набег обещал быть легким, а его цель находилась недалеко от половецких кочевий, к основному войску присоединялись ватаги степной голытьбы (даже женщин), вооруженные только луком и стрелами. Численность войска сильно возрастала, но снижалась его боеспособность и стойкость. Легковооруженные воины имели саблю, лук, берестяной или кожаный колчан со стрелами, копье. Тяжеловооруженный конник также был вооружен саблей, луком и копьем, но отличало его наличие кольчуги и шлема, часто с маской для защиты лица. В ранних захоронениях изредка находят и прямые мечи [45]. Интересная деталь: щитов половцы практически не использовали. Структура половецкого войска отражала социальное неравенство в их среде: тяжеловооруженная конница состояла из знати, «господичей», «лучших мужей», опытных воинов – глав богатых и многочисленных кошей (аилов), «чадей». Главы кошей победнее и молодежь – это лучники, «стрелки».

Половцы были мастерами маневренной войны в степи: внезапных ударов, охватов с флангов, засад. Легкая конница часто первой бросалась на противника, осыпая его стрелами, а затем ударялась в притворное бегство, заманивая неприятеля под уничтожающий удар тяжеловооруженных всадников. Укрепленные городки половцы брали, поджигая их с помощью стрел с горящей паклей, к длительной осаде сами прибегали редко, учитывая кратковременность набега.

Большинство историков для оценки численности половецкого войска используют простое соотношение: от каждых пяти жителей кочевья может быть выставлен один воин.

Основой кочевой экономики было скотоводство. Состав стад и их многочисленность определяли благосостояние коша (аила), по-русски – «чади», т.е. рода. Летописи подробно описывают скот, захваченный при набегах на половецкие кочевья, поэтому мы хорошо представляем состав половецкого стада: кони (главное богатство!), верблюды, крупный рогатый скот, овцы, козы. Наша богатая степь позволяла кипчакам держать все виды скота, с которым можно кочевать (свиньи, естественно, исключаются). Общее поголовье половецкого скота на Левобережье исчислялось миллионами голов, отдельные степные аристократы имели во владении стада по 10 тыс. коней, по 100 тыс. овец! Оседлым земледельцам количество скота в степи казалось огромным, избыточным, ведь для русского пахаря-смерда одна лошадка, корова-кормилица, пара коз да куры во дворе – уже определенный достаток в семье.

Для кочевников скот – основа всего и вся. Специалистами давно установлено, что малая семья из пяти человек, чтобы вести хозяйство, минимально должна иметь стадо, эквивалентное по поголовью 25 лошадям (из расчета: 1 лошадь равна 5 головам крупного рогатого скота плюс 6 овец). Отсюда огромные стада в степи, существенно редеющие за время зимней бескормицы. Уход за скотом был строго распределен, конями и верблюдами занимались мужчины, остальной скот находился на попечении женщин. Лишаясь скота, половец не просто впадал в бедность, он становился изгоем, выпадал из привычного уклада и образа жизни, не мог больше кочевать. Такие бедняки, оставаясь на местах зимних кочевий, перебивались примитивным земледелием, ремеслом, рыбной ловлей и поневоле становились пионерами оседлого образа жизни. Предел нищеты у половца, когда в его захоронении находят не останки верного друга-коня, а лишь сазаньи кости.

Основой питания у половцев были мясо, молоко и молочные продукты, дичь, добытая во время сезонных загонных охот, рыба. Из продуктов земледелия, более или менее широко они употребляли просо. В качестве жилищ использовались островерхие юрты (вежи) из войлока с деревянным каркасом. В коше юрты ставились по кругу, в центре находилась юрта кошевого. Такое расположение юрт, как и отдельную юрту, русские летописи называли вежой. Вежи поменьше могли перевозиться на телегах, на месте зимовок и летовок ставились стационарные войлочные юрты побольше, которые транспортировались только в разобранном виде.

Одежда половцев состояла из рубах, кафтанов и кожаных штанов. Ткани использовались привозные, часто дорогие (шелк, парча). Археологам при раскопках от одежды обычно достаются пряжки и пуговицы. Изредка находят и целые вещи: шелковый халат с узором в виде параллельных рядов кругов с крестовидным орнаментом из погребения Плоское (близ Тирасполя) [45], роскошный кафтан, достойный половецкого хана, из Чингульского кургана (Запорожская область) [16]. Обувью служили короткие мягкие сапоги, голенища которых ремнями-поножами крепились спереди к поясному ремню.

Развито в степи было кузнечное ремесло, изготовление железных удил, стремян, клинков сабель, ножей, наконечников стрел (правда, использовались и костяные наконечники). Кочевые умельцы отливали и полировали зеркала из светлой бронзы, тогда как на Руси зеркала в то время не производились. Половцы занимались обработкой дерева (изготовление луков, остовов юрт, телег) и резьбой по кости.

Из всей совокупности обнаруженных украшений, продукцией половецких мастеров достоверно являются характерные биконические и шипоносные серьги из цветных металлов, не изготавливавшиеся ни на Руси, ни в Византии, ни на арабском Востоке.

Наиболее известны широкой публике произведения половецких скульпторов и камнерезов – знаменитые «каменные бабы», счет которым идет на тысячи, ставшие за много веков настоящим символом прошлого наших степей.

По современным представлениям, язык, на котором говорили половцы, относится к кипчакской группе западно-тюркских языков, его близкими родственниками являются крымско-татарский и ногайский языки. Неясно, существовала ли у половцев в XI – XIV веках собственная письменность, похоже, что нет. Важную роль в изучении половецкого языка сыграла находка в начале XIX века в Венеции, в библиотеке Св. Марка, среди бумаг знаменитого итальянского поэта Ф. Петрарки, переданных им правительству Венецианской республики, рукописи, именуемой в настоящее время «Codex Cumanicus» (Куманский кодекс). Часть кодекса написана на итальянском языке, часть – на немецком. В итальянской части содержится латинско-персидско-половецкий словарь, в немецкой части имеется немецко-половецкий словарь, заметки по половецкой грамматике, загадки, стихотворные христианские тексты на языке половцев. Датируется «Codex Cumanicus» 1303 годом, а создан он был, скорее всего, францисканскими католическими монахами-миссионерами в Кафе (нынешняя Феодосия) [54]. В Куманском кодексе есть слова, заимствованные половцами из русского, еврейского (через иудеев-хазар) и греческого языков: ixba (изба), pec (печь), tora (закон), sabatcun (день субботы), fanar (φανάριον, фонарь, светильник) [1]. Многие тюркские термины, отмеченные в древнерусских источниках (в «Слово о полку Игореве», в летописях) являются печенежскими или половецкими.

На один любопытный след половецкого языка в творчестве Н.В. Гоголя указал в своей статье В.А. Бушаков, профессор МГГУ (Мариуполь) [55]. В знаменитых «Вечерах на хуторе близ Диканьки», в рассказе «Вечер накануне Ивана Купала», есть такой малосимпатичный, жуткий персонаж, как Басаврюк – это «бесовский человек», «дьявол в человеческом образе», «сатана, принявший человеческий образ для того, чтобы открывать клады». В.А. Бушков утверждает, что само слово «Басаврюк» происходит из половецкого языка, а в украинский фольклор пришло от татар, поселенных в окрестностях Полтавы еще литовским князем Витовтом.

Русские источники и византийские хронисты едины в том, что половцы были язычниками. Летописи из года в год называют их «погаными», т.е. язычниками. Язычество степняков подтверждается и тем, что половецких девушек, прежде чем вести под венец, на Руси всегда крестили, о чем часто сообщают летописцы.

Совершенное особое мнение по этому вопросу высказал А.Л. Никитин [40], он считал половцев христианами несторианского толка, последователями учения константинопольского патриарха Нестория, осужденного Эфесским собором в 431 году. В основе этого учения лежал тезис, что Иисус был не Богом, а всего только совершенным и добродетельным человеком, которого избрал Бог. Несториане не почитали икон, и вообще не придавали большого значения внешней, обрядовой стороне религии. Несторианство действительно отмечено у монголов, но остроумные доводы А.Л. Никитина в отношении половцев убедительными не выглядят и большинством специалистов не принимаются.

В чем именно заключались языческие верования половцев, не совсем ясно и сейчас. Достоверно установлено следующее. Половцы верили в загробную жизнь, о чем свидетельствует их погребальный обряд, когда покойника обеспечивали для потустороннего существования конем, оружием, пищей и рядом бытовых предметов. Многие авторы предполагают у кипчаков тотемизм, т.е. поклонение каждого рода определенному животному, считающемуся предком и покровителем этого рода. Одним из животных-тотемов у половцев твердо можно считать волка, о хане Боняке, обратившемся перед битвой к своим серым «предкам и покровителям», мы уже упоминали. Имеются основания утверждать, что покровителями других родов могли быть змея и лошадь.

Еще одной составляющей половецкого язычества являлось поклонение героям-предкам, которых олицетворяли «каменные бабы», весьма своеобразные статуи, установленные лицом на восток (были и деревянные изваяния, но, по понятным причинам, их в руки археологов попало очень мало). Поклонение предкам проходило в святилищах, которые сооружались на возвышенных, часто посещаемых половцами местах (курганах) и представляли собой вымощенные площадки с «каменными бабами» [56]. Вокруг святилища сооружали ограду, сложенную из камней. Установлено, что изваяния прямого отношения к захоронениям в курганах не имеют и могильными памятниками не являются [57]. Часть изваяний обнаружена захороненными в ямах.

Соприкасаясь с христианскими странами (Русь, Византия, католическая Венгрия) половцы, частично, переходили к христианству. К концу XII века этот процесс усилился, летописи пестрят именами крещеных половцев (Василий, Гаврилко, Лавр и т.д.) Христианские имена в этот период уже носили представители первостатейной половецкой знати, достаточно вспомнить Юрия, сын хана Кончака, и Даниила, сына хана Кобяка. Монгольская угроза подтолкнула к переходу в христианство целые половецкие роды, а в 1223 году, по сообщению Ипатьевской летописи, крестился половецкий хан Бастей (Басты) [37]. В поисках убежища от монгольского нашествия позже перекочевала в Венгрию и была обращена в католическую веру половецкая Орда во главе с ханом Котяном. Насколько ревностными христианами обычно были новообращенные кочевники, можно судить по захоронениям на христианском кладбище у Белой Вежи (на Дону) [16]. Видимо, на всякий случай, в одну из могил там сунули стремя, в другую – голову коня, в третью кое-какие бытовые вещи. Живучи были языческие предрассудки…

Впрочем, зачем далеко ходить? Мы уже более тысячи лет находимся под влиянием христианства, а загляните после Пасхи, в родительский, поминальный день на любое розовское кладбище, и вы увидите на могилах горстки конфет, крашеные пасхальные яйца, а где и граненый стаканчик с «горькой» - все это отзвуки язычества, но какие привычные, родные, неотъемлимые от нашего образа жизни.

Материальными следами половцев в наших местах являются захоронения, святилища и каменные бабы (изваяния). Как выглядят половецкие святилища, мы вкратце уже описали, остается указать типичные признаки захоронений. Такими признаками обычно считаются наличие камней в насыпи, расположение покойного головой на восток, захоронение целого коня со сбруей или его чучела, иногда в отдельной яме. Из оружия в захоронениях половцев встречаются чаще всего сабля, лук и колчан со стрелами, из бытовых вещей – небольшой нож и огниво. Покойников хоронили в гробах-колодах или гробах сложной конструкции (решетчатых).

В окрестностях Розовки известно несколько половецких захоронений и святилищ.

При исследовании (раскопках) сотрудниками ВАЭ ЗОИОПИК группы курганов у села Белоцерковка было установлено, что один из курганов являлся, по всей видимости, половецким святилищем [28]. На вскрытой древней поверхности кургана выявлен постамент для каменной скульптуры, окаймленный с южной стороны ровиком, в котором нашли череп и изделия из камня, напоминающие стилизованные рога быка. Может быть, это обломки каменной бабы?

О захоронении средневекового кочевника в кургане у села Вишневатое сообщается в «Памятниках истории и культуры Запорожской области» [58]. При исследовании этого погребения, насколько мне известно, какие-либо свидетельства его принадлежности печенегам или торкам не выявлены, что дает право предварительно считать данное захоронение половецким. В сентябре 1995 года на территории Розовского района, у с. Вишневатое, Восточной археологической экспедицией Запорожского областной инспекции по охране памятников истории и культуры (ВАЭ ЗОИОПИК) были исследованы 2 кургана (№ 1 и №2). Эта курганная группа находится в 1,5 километрах к юго-юго-востоку от тока и кладбища села, на водораздельном плато между Кальчиком и одной из степных балок [29]. Захоронение кочевника (№ 1), которое нас интересует, было впускным в позднеэнеолитический курган № 2. Схема погребения представлена на рис. 5.3 (позиция 2). Покойный (взрослый мужчина) лежал вытянуто на спине, головой на юго-запад, в прямоугольной яме, со связанными стопами ног [29]. Рядом лежал крестец и кости конечностей лошади. В захоронении найден ряд изделий из железа (рис. 5.4, позиции 1-5): наконечник дротика, изогнутый в древности лавролистный наконечник стрелы, ножи, пряжка, обойма. В углу могилы, у ног покойного, среди других предметов лежал фрагмент тонколистовой обоймы из бронзы (рис. 5.4, поз. 10) и кресало из серого непрозрачного кремня (рис. 5.4, поз. 13). Изделия из кости представлены накладкой лука, вырезанной из ребра животного (рис. 5.5, поз. 1), рукоятью ножа из полой цилиндрической кости (рис. 5.5, поз. 3) и тремя кольцами-застежками (рис. 5.5, поз. 4) [29].

Южнее Розовки, на территории Донецкой области, захоронения половцев выявлены у села Камышеватое (в 10 км к северо-западу от поселка Мангуш), у села Самойлово (на востоке Новоазовского района, возле заповедника «Хомутовская степь»), у сел Васильевка и Раздольное на реке Кальмиус (юг Старобешевского района) [33], у села Новоселовка (восточнее железной дороги Мариуполь-Донецк, близ станции Каменка). О погребениях воинов-кочевников в сопровождении боевого коня, найденных при раскопках курганов в Ильичевском районе в устье реки Кальмиус, у старого кладбища, по дороге в Старый Крым, у поселка Сартана, упоминает С.А. Плетнева [42].

В половецких захоронениях у села Зажиточное на реке Кальмиус (до 1946 года – село Чермалык, в 1972 – 2000 годах – Заможное, сейчас – снова Чермалык), как и в кургане у Новоукраинки на Гайчуре, имеются следы поминальной тризны. В двух курганах у Чермалыка (№ 585 и 586 по Г.А. Федорову-Давыдову) [45], раскопанных Е.П. Трефильевым в 1904 и 1927 годах, костяк коня был похоронен на кострище от тризны, в котором найдены также кости овцы и птицы. Погребение коня было произведено после захоронения покойного, когда часть кургана уже была насыпана. Захоронения у Чермалыка достаточно известны и нередко упоминаются в СМИ ( курган Цыганка в урочище Цыганские могилы, Акритова могила в урочище Вербовые могилы).

Половецкое погребение раскопано всего в 10 километрах к востоку от Розовки, в верховьях реки Кальчика, в кургане у села Малая Янисоль Володарского района (в 1954-1995 годах – село Куйбышево), Е.П. Трефильевым в 1904 году (захоронение № 567 по Г.А. Федорову-Давыдову) [45].

Чтобы покончить с темой археологических находок в Северном Приазовье, относящихся к временам Древней Руси, печенежских и половецких кочевий в наших степях, скажем несколько слов о находках монет и монетных кладов. Клады всегда волнуют широкую публику, а специалистам облегчают непростые задачи датировки. На Руси чеканили серебряную монету уже, по крайней мере, со времен князя Владимира («Се Володимер на столе, а се – его сребро»). Однако мне неизвестны находки древнерусских монет на юге Донецкой и юго-востоке Запорожской областей. Половцы своей монеты не чеканили.

Встречаются в наших местах лишь современные половцам византийские монеты IX-XI веков, находили и целые клады из них. В XIX веке (до 1873 г.), на реке Конке, найден клад из 43 таких монет хорошей сохранности. Наиболее ранние из них отчеканены при императоре Василии I (867-886), самые поздние относятся к правлению Константина X Дуки (1059-1067) [59]. Известен клад из Диановки на реке Лозоватка (запад Бердянского района), обнаруженный в 1886 году и состоявший из монет Константина IX Мономаха.

5.3. О каменных бабах.

Самыми известными памятниками половецкой культуры являются каменные бабы, литература, посвященная им, необозрима.

Великий персидский поэт Низами Гянджеви (около 1141-1209) знал о кипчакских каменных изваяниях (скорее всего, от своей жены, половчанки Асфак) и дал прекрасное поэтическое описание поклонения половцев своим идолам в поэме «Искандер-намэ».

Из европейцев первым сообщил об этих своеобразных скульптурах посол Папы Римского Гильйом (Вильгельм) де Рубрук [60], францисканский монах, посетивший степи Северного Приазовья в апреле 1253 года, следуя из Крыма через Перекоп в низовья Дона, на Волгу и далее, в столицу монголов Каракорум. К тому времени половецкая степь уже 20 лет принадлежала монголам, но сами половцы никуда не делись, и именно их жизнь описывает наблюдательный и несклонный к выдумкам фламандец, называя обитателей нашей степи команами. Вот что пишет Рубрук о каменных бабах: «Команы насыпают большой холм над усопшим и воздвигают ему статую, обращенную лицом к востоку и держащую у себя в руке пред пупком чашу» [60]. Это замечание о непосредственной связи каменных баб с захоронениями в курганах, на которых они стояли, создало для будущих исследователей существенные трудности при решении вопроса о том, какому народу следует приписывать эти скульптуры. Ведь при раскопках было установлено, что многие курганные захоронения принадлежали скифам или относились к еще более ранней эпохе бронзы. Упоминает Рубрук еще один вид половецких идолов: «… Над головою господина бывает всегда изображение, как бы кукла или статуэтка из войлока, именуемая братом хозяина; другое похожее изображение находится над постелью госпожи и именуется братом госпожи; эти изображения прибиты к стене…».

Следуя от Перекопа (fossatum) вдоль северного берега Азовского моря, Рубрук так описывает пейзаж в наших местах: «Итак, мы направлялись к востоку, не видя ничего, кроме неба и земли, а иногда с правой руки море, именуемое морем Танаидским (Tanays), а также усыпальниц команов, которые видны были в двух лье…» [60].

Летом 1594 года посол германского императора Эрих Ляссота, посетивший Базавлуцкую Сечь, возвращался вверх по Днепру. 3 июля, ниже впадения реки Карачекрак, где-то между нынешними Васильевкой и Днепрорудным, он отметил на берегу каменные изваяния: «… миновали Семь Маяков (иссеченные из камня изображения, числом более двадцати, стоящие на курганах или могилах на татарском берегу)» [61].

«Книга Большому Чертежу» [62], составленная в 1627 году в Москве, в Разрядном приказе, описывая Муравский и Изюмский шляхи на юг, в Крым, использует половецкие скульптуры на курганах, как удобный ориентир в степных просторах. Об участке Муравского шляха между реками Орелью и Самарой говорится: «А на реке на Терновке стоит человек камен, а у него кладут из Белагорода станичники доездныя памяти, а другие памяти кладут на Самаре у двух девок каменных, а от каменного человека до Самары верст 30». В описании участка Изюмского шляха от верховий Миуса к «Калам» (Кальмиусу и Кальчику?), «Каротошу» (Каратышу), Берле (Берде) и Молочным водам отмечено: «А верх речки Елкуваты курган высок, а на нем 3 человека каменных». Интересно, что в начале XVII века составители «Книги…» еще не называют половецкие изваяния «каменными бабами», этот термин возник позднее, скорее всего от тюркского "bаbа" (предок, отец) [63].

О большом количестве каменных статуй на северном побережье Азовского моря сообщил немецкий врач Я. Лерхе, сопровождавший русские войска во время крымского похода 1737 года [72].

Осенью 1773 года через наши места, следуя от крепости Св. Дмитрия Ростовского (нынешний город Ростов-на-Дону) к крепости Петровской в устье Берды и далее, вверх по ее течению, а затем, после водораздела, по Конке, проехал академик А.И. Гильденштедт [64].

Отъехав от Ростовской крепости верст 10 на северо-запад, путешественник 16 сентября записал: «Мы встретили несколько больших могильных насыпей или курганов, на одном из коих, возле самой дороги, лежали обломки разбитой мужской статуи в роде виденных мною на Егорлыке. Эта статуя также высечена из ракушечного известняка, обыкновенного и в этой местности и весьма неглубоко залегающего камня. Мне рассказывали при этом, что в двадцати пяти верстах отсюда на NNW, неподалеку от южного берега реки Тузловы, есть подобная же вполне сохранившаяся статуя, но изображающая женщину с большими грудями и стоящая на высоком холме, или кургане, который поэтому и называется «Бабой».

В трех верстах к востоку от реки Грузский Еланчик, 29 сентября, Гильденштедт снова встречает каменную статую: «… мы увидели по левую, или южную сторону дороги два кургана, обложенные каменьями; на восточном стояла мужская статуя с лицом, обращенным на восток. Эта статуя была сделана из ракушечного известняка …» [64].

В междуречье Кальмиуса и Кальчика, в окрестностях современной станции Сартана, 1 октября путешественник в очередной раз отмечает каменные изваяния: «… мы увидели курган с двумя мужскими статуями, вытесанными из ракушника, а в двухстах шагах к западу от последних, на другом кургане, стояла еще такая же статуя … Мужские статуи отличаются от женских только отсутствием грудей».

Таким образом, авторы - современники половцев (Низами, Рубрук), единодушно приписывают им установку каменных изваяний. Во всех описаниях нашей степи до ее заселения оседлым населением указывается, что «бабы» первоначально стояли на возвышенностях и курганах, лицом на восток. Часть скульптур уже тогда была разрушена, скорее всего последователями мусульманской религии, которая запрещает изображение живых существ. Первыми пострадали изваяния из непрочных материалов: ракушечника и песчаника. Однако тысячи изваяний (С.А. Плетнева говорит о десятках тысяч) еще стояли тогда в целости и сохранности на просторах бывшего Половецкого поля, особенно много их было в Северном Приазовье, у Днепровских порогов, на Северском Донце и в низовьях Дона (смотри карту на рис. 5.6).

При заселении степи на Левобережье в конце XVIII – первой половине XIX веков уничтожение и расхищение каменных баб приняло такие масштабы, что на проблему обратили внимание и общественность, и тогдашняя власть. Статуи свозили в города, украшая ими общественные места, собирали в помещичьи усадьбы, крестьяне устанавливали их на межах, у ворот своих дворов, шинкари - у входа в «питейные заведения». Каменные бабы использовали для фундаментов зданий, изготавливали из них нужные в хозяйстве вещи, а иногда - просто разбивали или топили, посчитав их пышные формы противоречащими нормам морали. Осенью 1825 года, когда Мариуполь посетил император Александр I, изваяния в окрестной степи снимали с курганов и ставили вдоль почтового тракта. Даже если статуя оставалась целой, никто не фиксировал, где она стояла первоначально, с течением времени, после нескольких перемещений, вопрос этот безнадежно запутывался.

В своем равнодушии к древностям поразительно едины были все слои населения в тогдашней Новороссии, от простого крестьянина Андрийченко из села Белицкого Таврической губернии (ныне - Юрково Ореховского района) «в силу какого-то непонятного каприза» изувечившего топором статую [65], до Таганрогского градоначальника, барона О.Р. Пфейлицер-Франка, припоминавшего, что в бытность его екатеринославским губернатором, он в 1832 году видел под своими окнами во дворе свезенных «каменных баб древнего произведения, не помню откуда доставленных» [66].

В 1844 году министр внутренних дел граф Л.А. Перовский предписал губернаторам и градоначальникам Новороссии собрать сведения о наличии каменных баб, о местах их установки, и принять меры к их сохранению, сославшись на прежний циркуляр министерства от 31 декабря 1826 года «… о сохранении древностей и о воспрещении разрушать оныя» [66]. На основе собранных сведений чиновник министерства внутренних дел А.А. Пескарев в 1851 году опубликовал первый перечень каменных баб. Половецкие изваяния стали собирать в музеи, процесс этот сопровождался бюрократической волокитой и длительной перепиской из-за каждого пустяка. В деле сбора и сохранения изваяний Одесскому обществу истории и древностей (секретарь – Н.Н. Мурзакевич) способствовали директор таганрогской гимназии Я.С. Флоренсов, Екатеринославский гражданский губернатор А.Я. Фабр, пионер лесоразведения в наших местах подполковник В. Графф. К марту 1860 года Екатеринославская палата государственных имуществ собрала по уездам 93 каменных бабы, из них 16 статуй отправила Граффу, в Великоанадольское учебное степное лесничество для хранения и зарисовки, которую проделал «живописец», отставной поручик Товбач. Из оставшихся изваяний, расположенные поближе планировалось также отправить в Анадоль, а остальные - распределить по волостям для украшения садов при волостных правлениях [66]. Интересно, достались ли статуи Мариупольскому колонистскому округу при этой дележке?

За Бердой и Конкой, в Таврической губернии, большой вклад в описание и сохранение каменных баб внесла Таврическая ученая архивная комиссия (ТУАК). Летом 1904 года, по запросу императорского Московского археологического общества, глава этой комиссии А. Маркевич направил в Москву список каменных баб (в 1907 году он вошел в известную сводку П.С. Уваровой), с указанием мест их установки в Таврической губернии [67]. По ближайшей к нашим местам Романовской волости описано: в Берестовом –14 статуй, в Поповке (Смирново) – 12, в Андреевке - 11, в Николаевке – 11 каменных баб. По данным С.А. Плетневой [42], в середине XIX века в Белоцерковке было 27 баб, в Благовещенке – 18, в Цареконстантиновке (Куйбышево) – 7. Позднее половецкие изваяния из сел нынешнего Куйбышевского района вывозились в Запорожский и Бердянский краеведческие музеи, а также на остров Хортица.

Южнее Розовки каменные бабы описаны в Ялте, Мангуше, Покровском (сейчас – село Боевое Володарского района), Октябрьском, Сартане [33]. В самом Мариуполе на конец XIX века стояло 16 каменных баб (на перекрестках улиц, на возвышенностях), 5 из них и сейчас хранятся в местном краеведческом музее [27]. Всего в Северном Приазовье известно около 600 каменных изваяний половцев.

По рассказам розовских старожилов, много каменных баб стояло в соседнем селе Темрюк (сейчас – Старченково). В настоящее время ближайшее к нашему поселку собрание каменных изваяний находится в заповеднике «Каменные Могилы», и создано оно трудами его директора В.А. Сиренко с сотрудниками, и членов археологического кружка Шевченковской школы, которым руководил С.П. Шевчук. Статуи свезены сюда из Старченково, Белоцерковки и Смирново [28].

Половецкое происхождение каменных баб впервые убедительно обосновал в своей статье Н.И. Веселовский в 1915 году [68]. С тех пор эта точка зрения преобладает среди историков, хотя периодически высказываются аргументы в пользу отнесения части статуй к печенежским и торческим древностям, о чем мы уже упоминали ранее.

Анализ каменных баб, как ценного исторического источника проведен в работах Г.А. Федорова-Давыдова [45], С.А. Плетневой [42], Л.С. Гераськовой [31]. В дальнейшем, при описании статуй, будем руководствоваться, в основном, выводами С.А. Плетневой, отмечая, по мере необходимости, особенности классификации и датировки у других авторов.

Каменные бабы изготавливались из ракушечника, песчаника, известняка и гранита. Выбор материала, скорее всего, диктовался его доступностью в данной местности, так как перевозка на большое расстояние статуи, весящей несколько сотен килограммов, а то и более тонны, достаточно трудоемкая операция.

Известны как мужские, так и женские статуи, причем последних сохранилось заметно больше. Впрочем, определение пола в этом случае - задача непростая, за женские груди часто принимаются характерные половецкие парные круглые бляхи на груди воинов, служившие для фиксации кольчуги.

В отношении позы каменные бабы делят на «стоящие» и «сидящие». С.А. Плетнева [42] считает стоящие статуи изображениями павших в битвах (у них чаще отмечаются оружие и воинская амуниция), сидящие изваяния она связывает с умершими при иных обстоятельствах. Г.А. Федоров-Давыдов считает стоящие статуи более древними [45] на том основании, что в степях Азии (Казахстан, Семиречье) откуда пришли к нам кипчаки-половцы, все бабы, по его утверждению, представлены именно в этой позе. Однако авторы, занимавшиеся изваяниями из восточных степей, отмечают как сидящие, так и стоящие статуи [69, 70], а Д.Г. Савинов считает все древнетюркские изваяния сидящими [71].

Рис. 5.7. Поврежденные каменные бабы (а и б) из заповедника «Каменные Могилы».

По С.А. Плетневой [42], старейшие типы статуй — стеловидные, плоские со слабой детализацией фигур или совсем без неё. Это были грубо обтёсанные каменные столбы, контуры лица которых иногда вырезались в виде «сердечка» с закругленной или заострённой в виде башлыка вершиной. Лица вообще не изображались, или наносились Т-образные брови и нос, глаза и рот в виде овальных углублений. Такие фигуры впервые появились в половецкой степи в первой половине ХІ века. Часть этих примитивных изваяний Л.С. Гераськова связывает с печенегами и торками [31], но формулирует свой вывод достаточно осторожно, указывая на необходимость дальнейших исследований для окончательного решения этого вопроса. Критическое отношение к этому тезису высказано в работе К.И. Красильникова [72].

Со временем у статуй появились руки, которые всегда согнуты в локте под прямым углом и обычно держат на уровне живота сосуд, и круглые выпуклости, изображавшие грудь. При отсутствии сосуда руки, согнутые в локтях, просто сложены на животе, кисти соединены, и обе руки ниже локтей образуют почти горизонтальную линию. Пальцы рук, как правило, не проработаны.

ХІІ век — век расцвета половецкой скульптуры и её распространения в степи. Мужчины и женщины изображались стоя и сидя, всегда с канонизированным положением рук, держащих сосуды. Кисти уже обрисованы подробно, часто различаются пальцы. Ноги изображены сильно укороченными относительно туловища. Мужские лица всегда вырезались с усами и даже с бородой; женские — полные, круглые, как правило, с маленькими пухлыми губами. Очень подробно изображались детали костюма, головные уборы, украшения, оружие.

В конце ХІІ века происходит заметное упрощение и примитивизация статуй. Перестали декорировать спины и изображать детали причесок и нарядов, убрали детализацию костюмов и с лицевой стороны. Нередко даже лица статуй оставляли гладкими без изображения черт лица, руки также не прорисовывались.

Похоже, что статуи раскрашивали. Очень редко, но можно увидеть в особенно глубоких вырезах орнамента следы чёрной или красной красок. Чтобы уменьшить влияние выветривания, поверхность статуй шлифовали. На хорошо отшлифованной поверхности можно было нарисовать сложный и красивый рисунок, придать изображению большую выразительность.

Какие-либо надписи на каменных бабах пока не обнаружены, хотя изредка на их поверхности фиксируют посторонние рисунки [73].

Каменные изваяния половцев изучают уже многие годы, но ряд вопросов все еще остается без ответа. Почему каменные бабы практически отсутствуют западнее Днепра? Может западная ветвь половцев (куманы?) обходилась войлочными идолами, о которых упоминает Рубрук? Далек от ясности вопрос с сидящими и стоящими изваяниями. Почему половцы часть каменных баб устанавливали в глубоких ямах, ниже основания кургана? Ранее это трактовалось, как попытка кипчаков укрыть свои святилища от монголо-татар, ставших в 30-х годах XIII века хозяевами нашей степи. Сейчас это объяснение уже не принимается, так как святилища с изваяниями в яме хронологически одновременны с обычными и также датируются XI—XIII веками [57]. Остается ссылаться на тонкости религии половцев, например, наличие у человека, по их представлениям, нескольких душ, каждой из которых требуется свое материальное воплощение. Целый ряд аргументов в пользу бытования половецкого религиозного культа и в золотоордынское время приводится в работе о половецких святилищах и изваяниях Северного Кавказа и Дона [74], угасание культа предков у кипчаков отнесено в этой работе лишь к середине XIV века.

Обратимся к собранию каменных изваяний в заповеднике «Каменные могилы» (рис. 5.7 – 5.8). Часть статуй повреждена, с них и начнем.

Изваяние из розового гранита (рис. 5.7, а) не имеет головы. Нет никаких признаков, что из него пытались изготовить какую-то полезную в хозяйстве вещь, статую повредили либо в порядке борьбы с язычеством (борцов хватало, и среди мусульман, и среди христиан), либо имел место просто акт вандализма. Уцелевший фрагмент головного убора, гривна на шее, тщательно проработанные руки в каноническом положении, прижимающие к животу сосуд – все это позволяет датировать данную половецкую статую XII веком, временем, предшествующим периоду расцвета по С.А. Плетневой.

Рис. 5.8. Каменные скульптуры из собрания заповедника «Каменные Могилы»:
а) и б) - из Старченково, в) - из Белоцерковки, г) - из Смирново (предположительно).

Каменная баба, представленная на рис. 5.7, б, изготовлена из темного, красно-бурого железистого песчаника, гораздо менее прочного, чем гранит. Выходы железистых песчаников нередки по балкам в наших местах, есть они и в окрестностях Розовки (например, в долине Сухих Ялов у села Антоновка). Передняя часть статуи старательно стесана и выровнена, в результате полностью исчезло лицо, руки, почти до локтей и, скорее всего, находившийся у живота традиционный сосуд. Цель произведенных над каменной бабой манипуляций проясняется после ее осмотра сзади: на спине статуи выдолблено приличное углубление, превратившее половецкого идола в корыто! Для того и потребовалось выравнивать переднюю часть статуи, чтобы эта импровизированная емкость при наполнении не опрокинулась. Таким образом, изваяние было повреждено с целью изготовить из него нужную в хозяйстве вещь. Датировать эту статую, следует тем же временем, что и предыдущую.

Переходим к каменным бабам, повреждения которых не так существенны. Статуя, представленная на рис. 5.8 (а), изготовлена из красного гранита, привезена в заповедник, насколько нам известно, из Старченково. Изваяние имеет высокий головной убор, лицо выполнено объемным (есть брови, глаза, полные щеки, подбородок), область носа и рта выветрена или повреждена. На шее просматривается украшение (гривна?). Руки и какие-либо иные детали на корпусе статуи отсутствуют. Похоже, что перед нами одно из упрощенных, стилизованных изваяний, датируемых С.А. Плетневой концом XII – началом XIII века.

На рис. 5.8 (б) каменная баба из серого гранита, которого достаточно и на Каменных Могилах, и по склонам окружающих балок (например, в урочище Каменном, между заповедником и Старченково). Верхняя часть статуи повреждений не имеет, четко различаются круглый головной убор, брови, глаза, нос, губы, лицо выполнено объемным и выглядит вполне реалистично. На шее гривна, видна верхняя часть рук. Часть изваяния ниже пояса, скорее всего, отбита, что существенно затрудняет датировку. Можно лишь утверждать, что эта статуя к примитивным и наиболее древним скульптурам XI века не относится.

Следующая каменная баба (рис. 5.8, в) привезена в заповедник из Белоцерковки, материалом для нее послужил серо-желтый известняк, в окрестностях Розовки такая порода нам не встречалась. Это не очень твердый материал, поэтому статуя носит следы выветривания, возможно уничтожившего часть мелких деталей, на груди заметно локальное повреждение. Статуя имеет головной убор, лицо объемное, видны выемки глаз, по бокам – косы или украшения. Руки в каноническом для половецких статуй положении прижимают к животу традиционный сосуд, ноги укорочены и стилизованы. Рискнем отнести ее к периоду расцвета половецкой скульптуры, датируемому, по С.А. Плетневой, XII веком.

Статуя на рис. 5.8 (г) изготовлена из серого гранита, голова в верхней части имеет повреждение. Руки едва намечены, украшения и какие-либо детали на торсе отсутствуют. Статуя выглядит весьма примитивно, на наш взгляд, ее следует датировать XI веком.

Вот мы и закончили обзор событий в нашей степи до битвы Калке. Еще идет чередом обычная жизнь в половецких кочевьях и в городах Древней Руси, но на восточном горизонте уже поднимаются грозные тучи монгольского нашествия, круто изменившего весь ход истории Восточной Европы.

Литература:

1. Голубовский, П.В. Печенеги, торки и половцы до нашествия татар. История южнорусских степей IX—XIII вв. /П.В. Голубовский. – К. : Университетская типография (И.И. Завадского), 1884. – 254 с.

2. Плетнева, С.А. Кочевое население и феодальные государства юго-восточной Европы в X-XIV вв. [Электронный ресурс] /С.А. Плетнева. http://www.tuad.nsk.ru/~history/works/HistE/v2/31.html .

3. Багрянородный, Константин. Об управлении империей / Константин Багрянородный. – М. : Наука, 1991. – 493 с.

4. Повесть временных лет (по Лаврентьевской и Ипатьевской летописям) [Электронный ресурс] //Памятники литературы Древней Руси. XI – начало XII вв. – М., 1978. На сайте http://stepanov01.narod.ru/library .

5. Кузьмин, А.Г. Начальные этапы древнерусского летописания /А.Г. Кузьмин. – М. : Изд-во МГУ, 1977. – 394 с.

6. Руденко, Н.Г. Сквозь тьму тысячелетий /Н.Г. Руденко. – Мариуполь, 2000.

7. Диакон, Лев История. Книга 6. [Электронный ресурс] /Лев Диакон. – М. : Наука, 1988. http://oldru.narod.ru/biblio/ldt6_10.htm .

8. История Мариуполя [Электронный ресурс] http://ru.wikipedia.org /wiki/???°N???N??????»N?.

9. Брун, Ф. Следы древнего речного пути из Днепра в Азовское море [Электронный ресурс] /Ф. Брун //Записки Императорского Одесского Общества Истории и Древностей (ЗООИД), Одесса, 1863. – Т. 5. – 109 – 156. http://www.library.chersonesos.org/showtome.php?tome_code=62§ion_code=5 .

10. Боплан, Г.Л. Описание Украины [Электронный ресурс] / Г. Л. де Боплан. М. : Древлехранилище, 2004. – 575 с. http://www.vostlit.info/Texts/rus12/Boplan2/pred.phtml?id=1590 .

11. Пигулевская, Н.В. Ближний Восток. Византия. Славяне [Электронный ресурс]/Н.В. Пигулевская. – Л., 1976. http://www.krotov.info/spravki/persons/20person/ 1970pigu.html.

12. Черногор, А.М. К истории основания города Жданова [Электронный ресурс] /А.М. Черногор //Украинский исторический журнал. – 1971. – №4. – С. 91 – 96. http://papacoma.narod.ru/articles/chernogor.htm .

13. Мариуполь и его окрестности. – Мариуполь: Типо-Литография А.А. Франтова, 1892.

14. Артамонов, М.И. История хазар /М.И. Артамонов. – Л. : Изд-во Государственного Эрмитажа, 1962. – 501 с.

15. Клаус, А.А. Наши колонии. Опыты и материалы по истории и статистике иностранной колонизации в России. Выпуск I. /А.А. Клаус. — СПб : Типография В.В. Нусвальта, 1869. — 455 с (приложение 94 с.)

16. Плетнева, С.А. Половцы /С.А. Плетнева. – М. : Наука, 1990. – 208 c.

17. Древняя история Белосарайки [Электронный ресурс]. http://papacoma.narod.ru/articles/belosarayka.htm .

18. Скрынников, Р.Г. Древнерусское государство [Электронный ресурс] /Р.Г. Скрынников. http://www.hronos.km.ru/libris/lib_s/skr00.html .

19. Рыбаков, Б.А. Рождение Руси /Б.А. Рыбаков. – М. : АиФ Принт, 2004. – 447 с.

20. Яворницкий, Д.И. Остров Хортица на реке Днепре (из поездки по Запорожским урочищам) /Д.И. Яворницкий. – Киев : Типография Г.Т. Корчак-Новицкаго, 1886.

21. Диль, Ш. История Византийской империи /Ш. Диль. – М. : Иностранная литература, 1948. – 157 с.

22. Голубовский, П.В. История Северской земли до половины XIV столетия /П.В. Голубовский. – К. : Университетская типография (И.И. Завадского), 1881. – 201 с.

23. Брайчевский, М. Ю. Утверждение христианства на Руси /М.Ю. Брайчевский. – К. : Наукова думка, 1989. – 295 с.

24. Геосинхрология. Атлас Всемирной истории. Киевская Русь в XI в. [Электронный ресурс]. http://www.hronos.km.ru/proekty/ostu/east_eur11.gif .

25. Шаповалов, Г.И. О находке судна XI – XII веков в Азовском море /Г.И. Шаповалов //Древности степного Причерноморья и Крыма (ДСПК), Запорожье, 1995. – Т. 5. – С. 185–192.

26. Татаринов, С.И. Археология Бахмутского края /С.И. Татаринов, С.В. Федяев, С.А. Федотов. – Артемовск, 2003. – 64 с.

27. История Мариуполя [Электронный ресурс]. http://ru.wikipedia.org /wiki/???°N???N??????»N?.

28. Шевчук, С.П. Край каменных могил: Наш край с древнейших времен до начала ХХ столетия / С.П. Шевчук. – К.: Август, 1999. – 108 с. (на украинском языке).

29. Самар, В.А. Отчет об археологических исследованиях Восточной археологической экспедиции Запорожского областной инспекции по охране памятников истории и культуры в 1995 г. /В.А. Самар, А.Л. Антонов. – Научный архив Института археологии НАН Украины. – №1995/97, Запорожье, 1995. – 134 с.

30. Самар, В.А. Отчет об археологических исследованиях Восточного отряда археологической экспедиции Запорожского краеведческого музея в 1994 г. /В.А. Самар, А.Л. Антонов. – Научный архив Института археологии НАН Украины. – №1994/104, Запорожье, 1994. – 137 с.

31. Гераськова, Л.С. Скульптура средневековых кочевников степей Восточной Европы /Л.С. Гераськова. – К. : Наукова думка, 1991. – 132 с. (на украинском языке).

32. Кучугура, Л.И. Торки и Северное Приазовье в период средневековья. Научная справка /Л.И. Кучугура. – Научный архив Мариупольского краеведческого музея. Мариуполь, 2010.

33. Привалова, О.Я. Список памятников археологии Украины. Донецкая область / О.Я. Привалова, А.И. Привалов. – К. : УООП, 1988. – 112 с.

34. Каган, М. Д. Шарукан. Энциклопедия «Слова о полку Игореве» [Электронный ресурс] /М.Д. Каган. http://feb-web.ru/feb/slovenc/es/es5/es5-2181.htm?cmd=2&istext=1 .

35. Токмакскому району – 80 лет (по материалам книги М.В. Гомона «Край токмакский») [Электронный ресурс]. http://www.tok.zp.ukrtelecom.ua/ua/tkm/history/tokmak/ .

36. Сухарев, Ю.В. Донской поход Владимира Мономаха /Ю.В. Сухарев // Московский журнал, 2005. – № 12.

37. Полное собрание русских летописей (ПСРЛ). – С. Пб. : Типография М.А. Александрова, Т. 2 : Ипатьевская летопись. – 1908. – 638 с.

38. Кудряшов, К.В. Еще раз к вопросу с пути Игоря в Половецкую степь /К.В. Кудряшов // Труды Отдела древнерусской литературы / АН СССР. Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом). — М. ; Л. : Изд-во АН СССР, 1958. – Т. 14. – С. 49–60.

39. Кудряшов, К.В. Половецкая степь. Очерки исторической географии /К.В. Кудряшов. – М.: ОГИЗ–Географгиз, 1948. – 171 с.

40. Никитин, А.Л. Основания русской истории. Мифологемы и факты /А.Л. Никитин. – М. : Аграф, 2001. – 768 с.

41. Пашуто, В.Т. Внешняя политика Древней Руси /В.Т. Пашуто. – М. : Наука, 1968. – 472 с.

42. Плетнева, С.А. Половецкие каменные изваяния. Свод археологических источников (САИ, выпуск Е4 – 2) /С.А. Плетнева. – М. : Наука, 1974. – 199 с.

43. Плетнева, С.А. Кочевники Средневековья. Поиски исторических закономерностей /С.А. Плетнева. – М. : Наука, 1982. – 187 с.

44. Арманчук, Е.А. Степь Копьеносных Наездников – взгляд из ХХ века /Е.А. Арманчук //Татарская археология, Казань, 2000 – № 1-2 (6-7). – С. 103–131.

45. Федоров-Давыдов, Г.А. Кочевники Восточной Европы под властью золотоордынских ханов: Археологические памятники /Г.А Федоров-Давыдов. – М. : Изд-во МГУ, 1966. – 274 с.

46. Крымско-татарский словарь [Электронный ресурс]. http://medeniye.org/ru/lugat

47. Фасмер, М. Этимологический словарь русского языка /М. Фасмер. – М. : Прогресс, Т.3 : (Муза-Сят). – 1986. – 832 c.

48. Ельников, М.В. Золотоордынские времена на украинских землях / М.В. Ельников. – К. : Наш час, 2008 – 176 с. (на украинском языке).

49. Гераськова, Л.С. Печенеги, торки, половцы у границ Киевской Руси [Электронный ресурс] /Л.С. Гераськова // История украинской культуры : Т. 1. – К. : Наукова думка, 2001 (на украинском языке). http://litopys.org.ua/istkult/ikult.htm .

50. Плетнева, С.А. Древности Черных Клобуков. Свод археологических источников (САИ, выпуск Е1–19 ) /С.А. Плетнева. – М. : Наука, 1973. – 44 с.

51. Полное собрание русских летописей (ПСРЛ). – Л. : Изд-во АН СССР, Т. 1: Лаврентьевская летопись. – 1926 –1928. – 379 c.

52. Тельнов, Н. «И ... разошлись славяне по земле». Из истории Карпато–Днестровских земель VI – XIII вв. [Электронный ресурс] / Н. Тельнов, В. Степанов, Н. Руссев, Р. Рабинович. – Кишинев : Высшая антропологическая школа, 2002. – 238 с. http://papacoma.narod.ru/articles/rabinovich_berladniki.htm .

53. Бубенок, О.Б. Особенности социально-политического устройства объединений номадов Северного Причерноморья в период между экспансиями гуннов и монголов /О.Б. Бубенок //Украина в Центрально-Восточной Европе (с древнейших времен до конца XVIII века). – 2006 – № 6. – С. 86 –133.

54. Гаркавец, А.Н. Кыпчакские языки: куманский и армяно-кыпчакский /А.Н. Гаркавец. – Алма-Ата: Наука, 1987.– 223 с.

55. Бушаков, В.А. Образ Басаврюка в повести Н.В. Гоголя «Вечер накануне Ивана Купала» [Электронный ресурс] /В.А. Бушаков. http://turokpub.ru/info/I21.htm

56. Швецов, М.Л. Святилища степного населения восточно-европейских степей эпохи средневековья [Электронный ресурс] /М.Л. Шевцов. http://members.tripod.com/oriental_studies/Shvetsov/Shvetsov 3.html .

57. Гуркин, С.В. К вопросу о семантике половецких святилищ [Электронный ресурс] /С.В. Гуркин //Историко-археологические исследования в г. Азове и на Нижнем Дону в 1988 году. – Азов, 1989. –С. 38-43. http://annals.xlegio.ru/life/iaiand88/iaiand89.htm#_Toc132380708 .

58. Самар, В.А. Розовский район. Памятники археологии /В.А. Самар, Г.Н. Тощев // Памятники истории и культуры Запорожской области (Великобелозерский, Куйбышевский, Розовский, Токмакский районы) /Составитель и научный редактор Т.К. Шевченко. – Запорожье, 2002. – С. 111–124.

59. Самар, В.А. История изучения памятников археологии на востоке Запорожской области (Северное Приазовье – Лукоморье) /В.А. Самар // Музейный вестник, Запорожье, 2005. – выпуск 5. – С. 3–31.

60. Карпини, Дж. дель Плано. История Монгалов. Рубрук, Гильом де. Путешествие в Восточные страны / Перевод А.И.Малеина. – М. : Государственное изд – во географической литературы, 1957. – 272 с.

61. Ляссота, Э. Дневник Эриха Ляссоты из Стеблева [Электронный ресурс] /Э. Ляссота //Мемуары, относящиеся к истории южной Руси. – К., 1890. – выпуск 1 (XVI в.). http://www.vostlit.info/Texts/rus14/Lassota/text.phtml?id=838 .

62. Книга Большому Чертежу. – М. ; Л.: Изд-во АН СССР, 1950. – 229 с.

63. Халилова, Д. Кыпчакская скульптура: описательная характеристика и трактовка элементов [Электронный ресурс] /Д. Халилова. http://turokpub.ru/info/I141.htm

64. Дневник путешествия в южную Россию академика С.-Петербургской Академии Наук Гильденштедта в 1773-1774 г. (Перевод с немецкого) [Электронный ресурс] //Записки Императорского одесского общества истории и древностей (ЗООИД), Одесса. 1879. – Т.11.– С. 204 – 228. http://papacoma.narod.ru/articles/hildenstedt2.htm .

65. Иванов, А.В. К вопросу о каменных бабах в Крыму [Электронный ресурс]/А.В. Иванова //Известия Таврической ученой архивной комиссии (ИТУАК), Симферополь, 1888. – Т. 6. – С. 132–133. http://www.library.chersonesos.org/showtome.php?tome_code=6§ion_code=1 .

66. Как составилось собрание «Каменных баб» Музея Одесского Общества Истории и Древностей [Электронный ресурс] //Записки Императорского одесского общества истории и древностей (ЗООИД), Одесса, 1915. – Т. 32. – С. 65-74. http://www.library.chersonesos.org/showtome.php?tome_code=89§ion_code=5 .

67. Каменные бабы в Таврической губернии. Приложение к протоколу заседания от 29 сентября 1904 г. [Электронный ресурс] //Известия Таврической ученой архивной комиссии (ИТУАК), Симферополь, 1904. – Т. 36. – С. 84–95. http://www.library.chersonesos.org/showtome.php?tome_code=35§ion_code=1 .

68. Веселовский, Н.И. Современное состояние вопроса о «Каменных бабах» или «Балбалах» [Электронный ресурс] /Н.И. Веселовский //Записки Императорского одесского общества истории и древностей (ЗООИД), Одесса, 1915. – Т. 32. – С. 408–444. http://www.library.chersonesos.org/showtome.php?tome_code=89§ion_code=5 .

69. Евтюхова, Л.А. Каменные изваяния Южной Сибири и Монголии [Электронный ресурс] /Л.А. Евтюхова //МИА № 24. Материалы и исследования по археологии Сибири. – М., 1952. – Т. 1. http://kronk.narod.ru/library/evtuhova-la-1952.htm .

70. Кызласов, Л. Р. О назначении древнетюркских каменных изваяний, изображающих людей /Л.Р. Кызласов //Советская археология. – 1964. – № 2. – С. 27-39.

71. Савинов, Д.Г. Антропоморфные изваяния и вопрос о ранних тюрко-кыргызских связях [Электронный ресурс] /Д.Г. Савинов //Тюркологический сборник. – М., 1981. – С. 232 – 248. http://kronk.narod.ru/library/savinov-dg-1981a.htm

72. Красильников, К.И. Древнее камнерезное искусство Луганщины /К.И. Красильников. – Луганск : Шлях, 1999. – 136 с.

73. Бушаков, В.А. Мифологический сюжет на половецкой статуе в Аскании-Нова [Электронный ресурс] /В.А. Бушаков. http://turokpub.ru/info/I23.htm .

74. Нарожный, Е.И. О половецких изваяниях и святилищах XIII-XIV веков Северного Кавказа и Дона /Е.И. Нарожный //Степи Европы в эпоху средневековья. – Донецк : Институт археологии НАН Украины, Донецкий НУ, Т. 3 : Половецко – золотоордынское время. – 2003. – С. 245 – 273.

НАВЕРХ!

При использовании материалов с данного сайта ссылка на него не обязательна, но желательна : )